Маниш кара гора где находится. При перепечатке материалов ссылка на "Литературная Армения" обязательна

Качество отличное, шрифт комфортный, бумага белая.

"В пятницу, сразу после полудня, когда солнце, перевалившись через высокий зенит, чинно покатилось к западному краю долины, Севоянц Анатолия легла помирать."

Так начинается одна из немногих книг, которая была прочитана мной за пару дней с большим удовольствием.

Маран - маленькая армянская деревушка, расположенная на вершине горы, почти отрезанная от долины, - неторопливо рассказывает свою историю и истории своих немногочисленных жителей. Время здесь течёт медленно и лениво, времена года сменяют друг друга, принося с собой радость или горе, робкую надежду или обречённость. Жители "деревни стариков" - по большей части своей люди добродушные, где-то наивные, свято верящие в приметы и сны, чуднЫе и чУдные, трогательные и смешные, со своими традициями и ритуалами, страхами и радостями. Умеющие радоваться мелочам, с простой мудростью относящиеся к жизни, они вызывают симпатию и не оставляют равнодушным. На протяжении всей истории хочется либо смеяться вместе с ними, радуясь за них, либо закусывать губу, сопереживая их горю.

"Раз в два-три года Валинка перестирывала шерстяные одеяла и прошивала неизменный солнечный круг в сердцевине – в память о матери, о сестре, о братьях и о детях, ушедших, словно песок сквозь пальцы, в небытие, на тот край вселенной, который заперт от смертных семью огромными печатями, каждая печать – величиной с игольное ушко и тяжестью в целую гору – не разглядеть, чтобы отпереть, и не отодвинуть, чтобы пройти."

Удивительно атмосферная книга. Герои, к которым привязываешься, переживаешь, искренне радуешься, когда случаются у них маленькие и большие радости, сочувствуешь им, когда очередное горе тихо и незаметно или громко и наотмашь бьёт каждого из них, а то и вовсе грозится предать забвению всю их крохотную деревушку. Книга о жизни, и несмотря на то, что горе и смерть идут по пятам этих милейших людей, не давая порой им ни головы поднять, ни вдохнуть спокойно, история вышла доброй, тёплой, часто - смешливой, светлой и трогающей душу.

"Скажу честно – если бы я попал в такую ситуацию, тоже бы себе места не находил. Но мужик на то и мужик, чтобы сомневаться, но не отступать."

"Голод стер отличия между богатыми и бедными, выстроил всех, словно в день Страшного суда, в одну унизительную шеренгу к краю могилы, измывался над ними с размахом, с неприкрытым удовольствием..."

Интересная подача, стиль приятный, слог лёгкий. Иногда немного длинные предложения, но к этому привыкаешь и перестаёшь терять нить повествования. Красиво и легко передана атмосфера деревенской жизни, природы, времён года и суток. Мне всегда по душе, когда не только "активную" часть умеет автор подать, но и описания и лирические отступления приятно читать, погружаясь в созданную атмосферу. Тем, кто не любит или не привычен к сценам с описанием естественных физиологических процессов, некоторые моменты могут быть не совсем приятны, но стоит себе напомнить, что всё это - реальная жизнь, такая, как она есть, и читается с пониманием и спокойно.

"...ближе всех к небесам старики и дети. Старики потому, что им скоро уходить, а дети потому, что недавно пришли. Первые уже догадываются, а вторые еще не забыли, как они пахнут, небеса."

"Не береди раны, иначе никогда не научишься быть счастливым."

Присутствует в книге и мистика, так умело и аккуратно вплетенная в сюжетную линию, что воспринимаешь её как вполне имеющую место быть, и что именно так всё и было.

"Без ведома и желания Бога миг человеческого счастья в дни и недели не превратится. Он так и останется мигом - мимолетным и скоротечным. Раз тебе даровали счастье, прими его с благодарностью. Не оскорбляй благих намерений небес недоверием, будь достоин дара, которым они тебя наградили."

Очень интересно и красиво автор заканчивает свой рассказ. Имеется в виду не саму сюжетную линию (хотя и она весьма внезапно порой и то весело, то грустно поворачивается), а "финальная фраза", которую было приятно и "вкусно" прочесть и узнать почему так названа книга и три части, на которые она разделена. Цитировать не буду - пусть останется приятное для тех, кто захочет прочесть книгу.

В целом после прочтения история оставляет приятное послевкусие со светлой грустью, улыбкой на лице и каким-то особенным греющим теплом в душе.

Наринэ Абгарян
«С неба упали три яблока»

Очень хорошо, душевно написанная книга. Как пишут в отзывах – магический реализм с армянской спецификой, что-то в этом есть. Слушала книгу с удовольствием, несмотря на обилие печальных событий в сюжете, общее настроение, я бы сказала, умиротворенное. Персонажи книги принимают удары судьбы с достоинством, сохраняют доброту и цельность натуры, верность своим традициям и многолетнему привычному укладу жизни. Есть в этой неспешной жизни, наполненной ежедневным трудом, какая-то своя выстраданная мудрость. Начитка Ксении Бржезовской мне очень понравилась.

Мне правда понравилась книга. Однако, удовольствие от прослушивание было омрачено тем, что у меня никак не получалось сопоставить события книги с известными мне историческими фактами. Поэтому, я не поленилась отыскать текстовую версию, чтобы проверить – не ошиблась ли я, воспринимая информацию на слух, провести поиск в Википедии и на других ресурсах, и ответить для себя на вопросы – а когда же происходят описанные в книге события? Если бы книга мне не понравилась – я не стала бы сопоставлять даты и пытаться увязать все события в какую-то логически непротиворечивую последовательность, и уж тем более не стала бы писать длинную рецензию.

И мне очень жаль, что такую непротиворечащую историческим фактам версию я так и не смогла просчитать. А мне кажется этот вопрос очень важным. Еще не так много времени прошло с момента распада СССР, а уже история СССР искажается, и не только в учебниках, но и в таких вот романах, почти незаметно, как бы между прочим. Типа того – а какая разница о какой войне идет речь, или когда происходил «большой голод» описываемый в книге. Разница огромная, на мой взгляд, потому что через такие хорошие душевные книги, в подсознание читателей внедряются какие-нибудь недостоверные факты. Конечно же, я не уверена в том, что Наринэ Абгарян делает это намеренно, скорее всего, просто не заморачивается исторической правдой. Вот это и есть ужасно, на мой взгляд.

Итак – вопрос: о какой войне идет речь в книге? Вопрос не случайный, потому что не называется ни год войны, ни кто с кем воевал, кто «враги»,но несколько раз сообщается, что война длилась 8 лет, и говорится следующее:
Война случилась в год, когда ей исполнилось сорок два. Сначала из долины стали приходить смутные известия о перестрелках на восточных границах, потом забил тревогу Ованес, дотошно читающий прессу. Судя по срочным сообщениям о боях, дела на границах – восточной, а затем и юго-западной – шли из рук вон плохо. Зимой подоспела весть об объявленной всеобщей мобилизации. Спустя месяц всех мужчин Марана, способных держать в руках оружие, забрали на фронт. А потом война пришла в долину. Развернулась огромным клыкастым вертуном, загребая в свой чудовищный водоворот строения и людей. Склон Маниш-кара, по которому змеилась единственная дорога, ведущая в Маран, покрылся рытвинами – следами от минометных обстрелов. Деревня на долгие годы погрузилась в беспросветную темень, голод и холод. Бомбежки оборвали линии электропередач и выбили стекла в окнах. Пришлось обтягивать рамы полиэтиленовой пленкой, потому что неоткуда было достать новые стекла, да и смысл их вставлять, если следующий обстрел неминуемо превратит их в груду осколков? Особенно беспощадными бомбежки становились в сезон сева, намеренно не давая работать в поле, а скудного урожая с огорода хватало ненадолго. Дров, чтобы протопить печи и хотя бы избавиться от мучительного холода, неоткуда было добыть, лес кишел вражескими лазутчиками, не щадившими никого – ни женщин, ни стариков…
…
Спустя еще семь тяжелых лет война отступила, забрав с собой молодое поколение. Одни погибли, другие, чтобы спасти семьи, уехали в спокойные и благополучные края.

Судя по этому описанию и с учетом места действия, речь идет о войне в Нагорном Карабахе. Вики сообщает, что «беспорядки» начались в 1987 году, а собственно война длилась с 1992 по 1994г. Кое-как получается, что если вести отсчет с 1987 года по 1994, то можно говорить, что война длилась 8 лет. Мне трудно поверить, что обстрелы начались уже в 1987 году (когда еще существовал СССР де-юре), и мобилизация тоже, но подробностей про эту войну я не знаю, придется поверить автору.

Однако – если к началу войны Анатолии исполнилось 42 года, то путем несложных вычислений получаем, что она родилась в 1945 году. Удивительно, что при этом ни слова не говорится о второй мировой. И отец Анатолии, выходит, избежал призыва на фронт? Как это могло быть?
Ладно, в конце-концов, автор имеет право вторую мировую просто не заметить, подумаешь, ерунда какая…
В книге описывается жизнь Анатолии практически с момента рождения. Согласно сюжету, когда Анатолии исполнилось 12 лет, случился страшный голод, вследствие которого вымерло почти полдеревни. Путем несложных вычислений получаем, что если Анатолия родилась в 1945, то это должно было произойти в 1957году (+- один год).
В 1957 году?
В Советской Армении?
Голод, в котором люди гибли целыми семьями?
ЭТОГО НЕ МОГЛО БЫТЬ в 1957 году (и ни в каком другом году после 1945 года)!
Я, конечно, понимаю, что во времена СССР много случалось нехорошего и многое замалчивали. Но если бы такая трагедия происходила на самом деле, сейчас весь интернет был бы полон разоблачительных статей на эту тему. Однако ничего подобного нет, поиск по ключевым словам и по датам таких событий в послевоенный период на территории бывшего СССР не обнаруживает. Желающих ударить мертвого льва (СССР) до сих пор более чем достаточно, для этого выдумывают несуществующие «преступления», а уж если были бы какие-нибудь реальные основания для «разоблачений», то об этом уже давно было бы известно.
Следующий факт - в книге сообщается, что отец Анатолии, спасая ее от голодной смерти, отвез ее к дальним родственникам в город, и оставил там украшения ее матери и накопленные тяжелым трудом 43 золотые монеты. Но в СССР в послевоенное время не было золотых монет…
Следующий факт – родственники Анатолии не отдавали ее в школу, потому что на обучение не было денег – но в СССР школа была бесплатной и обязательной. Если ребенок не ходил в школу, то у родителей (родственников) могли быть неприятности, за этим следил специальный отдел при районо.
Есть и другие факты в самой книге, противоречащие версии голода в 1957 году и вообще во времена существования СССР.

Что из этого следует?
Либо в книге речь идет о выдуманных событиях, либо речь идет о другом временном периоде.
В первом случае, назовем вещи своими именами, происходит фальсификация истории. Никакого голода с такими страшными последствиями в 50-е годы на территории СССР не было. Да, конечно, книга не документальная, даты не называются, не называется даже страна, поэтому автор никакой ответственности не несет.
Во втором случае – Вики (и не только)говорит, что страшный голод был в Армении в 1905-1907 годах, и еще в 1920г….

В конце книги, в одном из рассказов, упоминается, что у героини, живущей в наше время была прабабушка Анатолия, и указывается 1897 год. Вряд ли речь идет о какой-то другой Анатолии, видимо – это и есть та самая Анатолия, о которой говорится в основной части книги. Вспоминаем первую цитату – к началу войны Анатолии исполнилось 42 года. 1897+42=1939. Выходит, речь идет о второй мировой. Перечитываю еще раз вышеупомянутую первую цитату – никак не укладываются эти события в факты о второй мировой.
В романе война длилась 8 лет - даже если считать от 1939г, ВМВ длилась 6 лет.
Обстрелы? Обстрелы на территории Армении в период ВМВ если и были, то никак не раньше 1942 года, а не сразу, и не на восточных границах, а на западных.
Всеобщую мобилизацию в СССР объявили летом 1941 года, а не зимой, и не «сразу в 1939 году».
Уехать в «безопасные края» во время ВМВ было невозможно, мобилизация была объявлена по всей территории СССР.
Ну и так далее… Кстати, о полиэтилене – не было его в наличии во времена ВМВ, ни в одной стране. В СССР полиэтилен в быту появился где-то к концу 70-х, не ранее.

Еще более запутанными становятся все расклады, если попытаться сопоставить факты о семье Василия, семье Анатолии и реальные исторические события, и так чтобы все сошлось…
У меня не получилось.

Семья Василия
Мать была из того края долины и плохо понимала местный диалект. Чудом спасшись с четырьмя детьми от большой резни, бежала в Маран и поселилась в поместье Аршак-бека. Аршак-бек, царствие ему небесное, был человеком щедрым и совестливым, приютил у себя несчастную семью, помог с материалом для постройки дома. Денег на первое время обещал, но отдать не успел – бежал от большевиков на юг, а оттуда, поговаривали, через море – на запад. Поместье после свержения царя разграбили, и матери с детьми ничего не оставалось, как переехать в недостроенный дом на западном склоне Маниш-кара.

И еще через пару абзацев.
Мать каким-то чудом доносила ребенка, родился он слабым и болезненным, но живым, восьмой младенец после Василия и первый, кому удалось выжить. Остальные семеро детей умерли, не дотянув до родов, мать с отцом горько оплакивали каждого, но не бросали надежды завести хотя бы еще одного ребенка…

Не поняла… А как же четверо детей, с которыми она бежала спасаясь от большой резни… Не говоря уже о том, что отца с ними не было, а тут он вдруг раз – и появился. Большая резня – это 1915 год, в романе не говорится, сколько лет было Василию на тот момент, но ясно, что он был еще ребенком. А далее есть абзац, в котором намекается, что семья, бежавшая от «большой резни» - это семья бабушки Василия… Но ведь в первом отрывке ясно сказано, что именно мать убежала в Маран «с четырьмя детьми», а не бабушка...

Следующий факт – по роману Василий старше Анатолии на 9 лет, об этом говорится прямо, с указанием возраста.
Значит, если считать, что Анатолия 1897 года рождения, то Василий 1888 и к моменту «большой резни» ему 27 лет (не ребенок уже). Если даже имеются в виду под «большой резней » какие-то другие события (не 1915г), то уж большевиков во времени никуда не сдвинешь.

Еще цитата. О том, как во время голода Василий зарезал последнего барана
Вспоминал, как зарезал последнего барана, – засуха выжгла жалкие остатки травы, корма не было совсем, скот падал градом, мертвых животных закапывали, а тех, кто был при смерти, наспех забивали, разделывали и, подержав мясо в крепком рассоле, сушили на ветру. Отец в свое время отдал за этого барана целое состояние: огромный, племенной, мясо-шерстяной породы, еще зимой он весил под пятьсот грваканов, но на четвертый месяц засухи отощал до костей, почти ослеп и остался без зубов.
…
В желудке несчастного животного обнаружились обрывки полиэтилена, прищепка и кожаный сандалик Акопа, пропавший днем раньше .

Опять полиэтилен… Даже если, согласно первому варианту расчета, эти события происходят в 1957 году, то полиэтилена в это время еще не было в использовании. Не говоря уже о том, что если верна вторая версия, и голод происходит еще до революции 1917 года, то полиэтилен таки находит возможность попадать в прошлое. Может быть, не все свойства этого материала еще изучены...

В общем, вездесущесть полиэтилена на страницах книги, говорит о том, что Наринэ Абгарян уверена, что полиэтилен был всегда:). Наверное и к историческим фактам она относится столь же небрежно. Подумаешь, какая разница, когда был голод – в 1907 или 1957 году, был же он когда-то… Я прочитала отзывы на этот роман, и ни в одном отзыве эти исторические нестыковки не упоминаются. Странно, а я никогда не считала себя особо придирчивым читателем…

А уж зарубежный читатель даже теоретически не будет такие вопросы задавать, а просто примет описанные в книге события за чистую историческую правду…

Гла-ва из ро-ма-на

В пят-ни-цу, сра-зу пос-ле по-луд-ня, ког-да солн-це, пе-ре-ва-лив-шись че-рез зе-нит, чин-но поп-лы-ло к за-пад-но-му краю до-ли-ны, Се-воянц Ана-то-лия лег-ла по-ми-рать.

Пе-ред тем как отой-ти в мир иной, она тща-тель-но по-ли-ла ого-род и на-сы-па-ла ку-рам кор-му с за-па-сом - ма-ло ли ког-да со-се-ди об-на-ру-жат ее без-ды-хан-ное те-ло, не хо-дить же пти-це не-корм-ле-ной! Да-лее от-ки-ну-ла крыш-ки стоя-щих под во-досточ-ны-ми же-ло-ба-ми дож-де-вых бо-чек - на слу-чай вне-зап-ной гро-зы, что-бы лью-щи-ми свер-ху по-то-ка-ми во-ды не смы-ва-ло фун-да-мент до-ма. По-том она по-ша-ри-ла по ку-хон-ным пол-кам, соб-ра-ла все не-дое-ден-ные при-па-сы - плош-ки со сли-воч-ным мас-лом, сы-ром и ме-дом, краю-ху хле-ба и по-ло-ви-ну от-вар-ной ку-ри-цы, и от-нес-ла в прох-лад-ный пог-реб. Вы-та-щи-ла из ши-фонье-ра «смёртное»: глу-хое шерстя-ное платье с бе-лым кру-жев-ным во-рот-нич-ком, длин-ный пе-ред-ник с вы-ши-ты-ми гладью кар-ма-на-ми, туф-ли на плос-кой по-дош-ве, вя-за-ные гул-па (всю жизнь мерз-ли но-ги), тща-тель-но прости-ран-ное и выг-ла-жен-ное ниж-нее белье, а так-же пра-ба-буш-ки-ны чет-ки с се-реб-ря-ным крести-ком - Яса-ман до-га-дает-ся вло-жить их ей в ру-ку.

Оста-ви-ла одеж-ду на са-мом вид-ном месте госте-вой ком-на-ты - на тя-же-лом, пок-ры-том хол-що-вой сал-фет-кой ду-бо-вом сто-ле (ес-ли под-нять край этой сал-фет-ки, мож-но разг-ля-деть два глу-бо-ких, от-чет-ли-вых сле-да от уда-ров то-по-ра), вод-ру-зи-ла на стоп-ку смёртно-го кон-верт с день-га-ми - на по-хо-рон-ные рас-хо-ды, вы-та-щи-ла из ко-мо-да ста-рую клеен-ча-тую ска-терть и уш-ла в спаль-ню. Там она ра-зоб-ра-ла постель, раз-ре-за-ла клеен-ку по-по-лам, посте-ли-ла на просты-ню од-ну по-ло-ви-ну, лег-ла, нак-ры-лась вто-рой по-ло-ви-ной, на-ки-ну-ла свер-ху одея-ло, сло-жи-ла на гру-ди ру-ки, за-во-зи-лась за-тыл-ком, удоб-но уст-раи-ваясь на по-душ-ке, глу-бо-ко вздох-ну-ла и зак-ры-ла гла-за. Сле-дом сра-зу же вста-ла, рас-пах-ну-ла до упо-ра обе створ-ки ок-на, под-пер-ла их горш-ка-ми с ге-ранью - что-бы не зах-лоп-ну-лись, и сно-ва лег-ла. Те-перь мож-но не бес-по-коить-ся, что по-ки-нув-шая ее брен-ное те-ло ду-ша бу-дет по-те-рян-но блуж-дать по ком-на-те. Ос-во-бо-див-шись, она сра-зу же вы-порх-нет в отк-ры-тое ок-но - навст-ре-чу не-бе-сам.

Та-кие скру-пу-лез-ные и под-роб-ные при-го-тов-ле-ния име-ли под со-бой весь-ма зна-чи-тель-ную и пе-чаль-ную при-чи-ну - вот уже вто-рой день Се-воянц Ана-то-лия исте-ка-ла кровью. Об-на-ру-жив на ис-под-нем не-по-нят-ные бу-рые пят-на, она сна-ча-ла обом-ле-ла, по-том вни-ма-тель-но расс-мот-ре-ла их и, убе-див-шись, что это дейст-ви-тель-но кровь, горь-ко расп-ла-ка-лась. Но, усты-див-шись свое-го стра-ха, одер-ну-ла се-бя и пос-пеш-но утер-ла сле-зы краем ко-сын-ки. За-чем пла-кать, ес-ли неиз-беж-но-го не ми-но-вать. У каж-до-го своя смерть: ко-му-то она отк-лю-чает серд-це, у ко-го-то, глу-мясь, от-ни-мает ра-зум, а ей, ста-ло быть, оп-ре-де-ли-ла уй-ти от по-те-ри кро-ви.

В том, что не-дуг неиз-ле-чим и ско-ро-те-чен, Ана-то-лия не сом-не-ва-лась. Ведь не зря он прон-зил са-мую бес-по-лез-ную и бесс-мыс-лен-ную часть ее те-ла - мат-ку. Слов-но на-ме-кал, что это ка-ра, нис-пос-лан-ная ей за то, что она не смог-ла вы-пол-нить свое-го глав-но-го пред-наз-на-че-ния - ро-дить де-тей.

Зап-ре-тив се-бе пла-кать и роп-тать и тем са-мым сми-рив-шись с неиз-беж-ным, Ана-то-лия на удив-ле-ние быст-ро ус-по-кои-лась. По-ры-лась в белье-вом сун-ду-ке, изв-лек-ла ста-рую просты-ню, раз-ре-за-ла ее на нес-коль-ко частей, соо-ру-ди-ла не-кое по-до-бие прок-ла-док. Но к ве-че-ру вы-де-ле-ния ста-ли та-ки-ми обиль-ны-ми, что ка-за-лось - где-то внут-ри у нее лоп-ну-ла боль-шая и неис-ся-кае-мая ве-на. Приш-лось пустить в ход те ма-лые за-па-сы ва-ты, ко-то-рые хра-ни-лись до-ма. Так как ва-та гро-зи-лась вско-рости за-кон-чить-ся, Ана-то-лия рас-по-ро-ла край одея-ла, вы-та-щи-ла от-ту-да нес-коль-ко кло-ков овечьей шерсти, тща-тель-но ее про-мы-ла и рассте-ли-ла су-шить-ся на по-до-кон-ни-ке. Ко-неч-но, мож-но бы-ло схо-дить к жи-ву-щей по со-седст-ву Шлап-канц Яса-ман и поп-ро-сить ва-ты у нее, но Ана-то-лия не ста-ла это-го де-лать - вдруг не удер-жит-ся, расп-ла-чет-ся и расс-ка-жет под-ру-ге о своей смер-тель-ной бо-лез-ни. Яса-ман тут же вспо-ло-шит-ся, мет-нет-ся к Са-те-ник, да-бы та отп-ра-ви-ла в до-ли-ну мол-нию за ка-ре-той ско-рой по-мо-щи… Разъез-жать по вра-чам, что-бы они му-чи-ли ее бо-лез-нен-ны-ми и бес-по-лез-ны-ми про-це-ду-ра-ми, Ана-то-лия не на-ме-ре-ва-лась. Ре-ши-ла уме-реть, сох-ра-няя достоинст-во и уми-рот-во-ре-ние, в ти-ши-не и спо-койст-вии, в сте-нах до-ма, где она про-жи-ла свою не-лег-кую и нап-рас-ную жизнь.

Лег-ла она позд-но, дол-го разг-ля-ды-ва-ла се-мей-ный аль-бом, ли-ца ка-нув-ших в ле-ту род-ных под скуд-ным ос-ве-ще-нием ке-ро-си-но-вой лам-пы выг-ля-де-ли осо-бен-но пе-чаль-ны-ми и за-дум-чи-вы-ми. Ско-ро уви-дим-ся, шеп-та-ла Ана-то-лия, гла-дя каж-дую кар-точ-ку свои-ми ог-ру-бев-ши-ми от тя-же-ло-го де-ре-венс-ко-го тру-да паль-ца-ми, ско-ро уви-дим-ся. Нес-мот-ря на по-дав-лен-ное и тре-вож-ное состоя-ние, ус-ну-ла она лег-ко и прос-па-ла до са-мо-го ут-ра. Прос-ну-лась от вспо-ло-шен-но-го кри-ка пе-ту-ха - пти-ца бестол-ко-во ше-бар-ши-лась в ку-рят-ни-ке, с не-тер-пе-нием до-жи-даясь то-го ча-са, ког-да ее вы-пустят по-гу-лять по ого-род-ным гряд-кам. Ана-то-лия вни-ма-тель-но прис-лу-ша-лась к се-бе. Са-мо-чувст-вие оп-ре-де-ли-ла как впол-не снос-ное - ес-ли не счи-тать ло-мо-ты в пояс-ни-це и лег-ко-го го-ло-вок-ру-же-ния, вро-де ни-че-го и не бес-по-кои-ло. Осто-рож-но под-ня-лась, схо-ди-ла в сор-тир, с ка-ким-то злым удов-лет-во-ре-нием убе-ди-лась, что кро-ви ста-ло еще боль-ше. Вер-ну-лась в дом, соо-ру-ди-ла из кло-ка шерсти и лос-ку-та тка-ни прок-лад-ку. Ес-ли де-ло и даль-ше так пой-дет, то к завт-раш-не-му ут-ру из нее вы-те-чет вся кровь. Зна-чит, еще од-но-го вос-хо-да в ее жиз-ни мо-жет просто не слу-чить-ся.

Она постоя-ла на ве-ран-де, впи-ты-вая каж-дой кле-точ-кой бе-реж-ный ут-рен-ний свет. Схо-ди-ла к со-сед-ке - поз-до-ро-вать-ся и уз-нать, как у нее де-ла. Яса-ман за-тея-ла боль-шую стир-ку - как раз ста-ви-ла на дро-вя-ную печ-ку тя-же-лый чан с во-дой. По-ка во-да гре-лась, они по-го-во-ри-ли о том о сем, об-су-ди-ли жи-тейс-кие де-ла. Ско-ро пос-пеет шел-ко-ви-ца, на-до бу-дет ее трясти, со-би-рать пло-ды, из од-ной части ва-рить си-роп, дру-гую часть су-шить, а третью оста-вить до-хо-дить в де-ре-вян-ной боч-ке, что-бы по-том пустить на ту-то-вую са-мо-гон-ку. Да и за конс-ким ща-ве-лем по-ра уже со-би-рать-ся, че-рез не-де-лю-дру-гую бу-дет позд-но - на жар-ком июньс-ком солн-це тра-ва быст-ро гру-беет и де-лает-ся неп-ри-год-ной для пи-щи. Ана-то-лия уш-ла от под-ру-ги, ког-да во-да в ча-не за-ки-пе-ла. Те-перь мож-но не бес-по-коить-ся, Яса-ман о ней до завт-раш-не-го ут-ра не вспом-нит. По-ка пости-рает белье, по-ка нак-рах-ма-лит его, под-си-нит, раз-ве-сит су-шить-ся на солн-це, со-бе-рет, пог-ла-дит. Толь-ко к позд-не-му ве-че-ру и уп-ра-вит-ся. Так что у Ана-то-лии бу-дет доста-точ-но вре-ме-ни, что-бы ти-хо отой-ти в мир иной.

Ус-по-коен-ная этим обстоя-тельст-вом, ут-ро она про-ве-ла в не-спеш-ных буд-нич-ных хло-по-тах и лишь пос-ле по-луд-ня, ког-да солн-це, пе-рей-дя ку-пол не-ба, чин-но поп-лы-ло к за-пад-но-му краю до-ли-ны, лег-ла по-ми-рать.

Ана-то-лия бы-ла млад-шей из трех до-че-рей Се-воянц Ка-пи-то-на и единст-вен-ной из всей его семьи, ко-му уда-лось до-жить до пре-клон-но-го воз-раста. Слы-хан-ное ли де-ло - в фев-ра-ле спра-ви-ла пя-ти-де-ся-ти-вось-ми-ле-тие, - не-бы-ва-лая для ее род-ных да-та.

Мать свою она пом-ни-ла пло-хо - та умер-ла, ког-да ей бы-ло семь лет. У нее бы-ли нео-бы-чай-но-го зо-ло-тисто-го от-тен-ка мин-да-ле-вид-ные гла-за и густые ме-до-вые куд-ри. Зва-ли ее очень соз-вуч-но ее внеш-ности - Во"ске . Мать зап-ле-та-ла свои чу-дес-ные во-ло-сы в ту-гую ко-су, ук-ла-ды-ва-ла ее с по-мощью де-ре-вян-ных шпи-лек в тя-же-лый узел на за-тыл-ке и хо-ди-ла, чуть зап-ро-ки-нув на-зад го-ло-ву. Часто во-ди-ла паль-ца-ми по шее, жа-ло-ва-лась, что та не-меет. Раз в год отец са-жал ее у ок-на, бе-реж-но рас-че-сы-вал во-ло-сы и ак-ку-рат-но под-ре-зал их на уров-не пояс-ни-цы - вы-ше под-ре-зать мать не поз-во-ля-ла. И до-че-рям ни-ког-да не об-ре-за-ла ко-сы - длин-ные во-ло-сы долж-ны бы-ли убе-речь их от прок-ля-тия, ко-то-рое кру-жи-ло над ни-ми вот уже во-сем-над-цать лет, с то-го дня, ког-да она выш-ла за-муж за Се-воянц Ка-пи-то-на.

На са-мом де-ле за-муж за не-го долж-на бы-ла пой-ти ее стар-шая сест-ра, Та-те-вик. Та-те-вик тог-да бы-ло шест-над-цать, и че-тыр-над-ца-ти-лет-няя Вос-ке, вто-рая де-воч-ка на вы-данье в боль-шой семье Агу-ли-санц Га-ре-ги-на, при-ни-ма-ла са-мое дея-тель-ное участие в под-го-тов-ке к тор-жест-ву. По ве-ко-вой, чти-мой мно-ги-ми по-ко-ле-ния-ми ма-ран-цев тра-ди-ции, пос-ле це-ре-мо-нии вен-ча-ния свадь-бу долж-ны бы-ли сыг-рать в до-ме не-весты, а по-том - в до-ме же-ни-ха. Но гла-вы се-мей Ка-пи-то-на и Та-те-вик - двух бо-га-тых и ува-жае-мых ро-дов Ма-ра-на - ре-ши-ли объе-ди-нить-ся и сыг-рать од-ну боль-шую свадь-бу на мей-да-не . Тор-жест-во обе-ща-ло быть нес-лы-хан-ным по раз-ма-ху. Отец Ка-пи-то-на, ре-шив по-ра-зить вооб-ра-же-ние мно-го-чис-лен-ных гостей, отп-ра-вил в до-ли-ну двух своих зятьев, что-бы они приг-ла-си-ли на свадь-бу му-зы-кан-тов ка-мер-но-го теат-ра. Те вер-ну-лись устав-шие, но до-воль-ные, и объя-ви-ли, что чо-пор-ные му-зы-кан-ты сра-зу же сме-ни-ли гнев на ми-лость (ви-дан-ное ли это де-ло - приг-ла-шать в де-рев-ню теат-раль-ный ор-кестр!), ког-да уз-на-ли о щед-ром го-но-ра-ре в две зо-ло-тые мо-не-ты каж-до-му и за-па-се про-ви-зии на не-де-лю, ко-то-рый пос-ле тор-жест-ва обе-ща-ли доста-вить на те-ле-ге в театр зятья Ка-пи-то-на. Отец Та-те-вик го-то-вил свой сюрп-риз - на свадь-бу был приг-ла-шен са-мый из-вест-ный тол-ко-ва-тель снов до-ли-ны. За воз-наг-раж-де-ние в де-сять зо-ло-тых он сог-ла-сил-ся за-ни-мать-ся своим ре-мес-лом на про-тя-же-нии все-го дня, единст-вен-ное, что поп-ро-сил - по-мочь с достав-кой необ-хо-ди-мо-го для ра-бо-ты обо-ру-до-ва-ния: шат-ра, стек-лян-но-го ша-ра на мас-сив-ной брон-зо-вой подстав-ке, сто-ла для га-да-ний, ши-ро-кой тах-ты, двух ва-зо-нов с густо-пах-ну-щим раз-ла-пистым расте-нием не-ви-дан-ной до-се-ле по-ро-ды и ди-ко-вин-ных спи-раль-ных све-чей из спе-циаль-ных сор-тов растер-то-го в по-ро-шок де-ре-ва, ко-то-рые го-ре-ли по нес-коль-ку ме-ся-цев, расп-рост-ра-няя вок-руг им-бир-ный и мус-кус-ный аро-мат, но не до-го-ра-ли. На свадь-бу, кро-ме ма-ран-цев, бы-ли приг-ла-ше-ны пол-сот-ни жи-те-лей до-ли-ны, в боль-шинст-ве своем - ува-жае-мые и состоя-тель-ные лю-ди. О предстоя-щем празд-нест-ве, обе-щав-шем прев-ра-тить-ся чуть ли не в па-мят-ное со-бы-тие, на-пи-са-ли да-же в га-зе-тах, и это бы-ло осо-бен-но по-чет-но, по-то-му что преж-де прес-са ни-ког-да не упо-ми-на-ла о тор-жест-вах в семьях, не имев-ших дво-рянс-ко-го проис-хож-де-ния.

Но слу-чи-лось то, че-го ник-то не ожи-дал - за че-ты-ре дня до бра-ко-со-че-та-ния не-веста слег-ла с ли-хо-рад-кой, про-му-чи-лась в го-ря-чеч-ном бре-ду сут-ки и, не при-хо-дя в соз-на-ние, скон-ча-лась.

В день ее по-хо-рон над Ма-ра-ном, ви-ди-мо, раз-верз-лись ка-кие-то иные, тем-ные вра-та, и высту-пи-ли дру-гие, об-рат-ные не-бес-ным си-лы, по-то-му что ни-чем иным, кро-ме по-мут-не-ния рас-суд-ка, по-ве-де-ние глав двух се-мейств объяс-нить бы-ло нель-зя. Сра-зу же пос-ле от-пе-ва-ния, не-дол-го по-со-ве-щав-шись, они ре-ши-ли не от-ме-нять свадь-бу.

Не про-па-дать же рас-хо-дам, - объя-вил за по-ми-наль-ным сто-лом бе-реж-ли-вый Агу-ли-санц Га-ре-гин. - Ка-пи-тон хо-ро-ший па-рень, ра-бо-тя-щий и ува-жи-тель-ный, лю-бой бу-дет рад за-по-лу-чить та-ко-го зя-тя. Та-те-вик Бог заб-рал к се-бе, зна-чит, так то-му и суж-де-но бы-ло слу-чить-ся, грех роп-тать на его во-лю. Но у нас имеет-ся еще од-на дочь на вы-данье. Так что мы с Ане-сом ре-ши-ли, что за-муж за Ка-пи-то-на пой-дет Вос-ке.

Ник-то не пос-мел воз-ра-зить муж-чи-нам, и бе-зу-теш-ной пос-ле по-те-ри лю-би-мой сест-ры Вос-ке ни-че-го не оста-ва-лось, как без-ро-пот-но вый-ти за-муж за Ка-пи-то-на. Траур по Та-те-вик отод-ви-ну-ли на не-де-лю. Свадь-бу от-гу-ля-ли боль-шую, шум-ную и очень сыт-ную, ви-но и ту-то-вая са-мо-гон-ка ли-лись ре-кой, сер-ви-ро-ван-ные под от-кры-ты-м не-бом сто-лы ло-ми-лись от все-воз-мож-ных блюд, об-ла-чен-ный в тем-ные сюр-ту-ки и на-чи-щен-ные до блес-ка бо-тин-ки ор-кестр наиг-ры-вал поль-ки и ме-нуэ-ты, ма-ран-цы ка-кое-то вре-мя нап-ря-жен-но прис-лу-ши-ва-лись к неп-ри-выч-ной уху клас-си-чес-кой му-зы-ке, но по-том, по-ряд-ком ох-ме-лев, мах-ну-ли ру-кой на при-ли-чия и пусти-лись в обыч-ный де-ре-венс-кий пляс.

В ша-тер тол-ко-ва-те-ля снов ма-ло кто на-ве-ды-вал-ся - не до то-го бы-ло раз-го-ря-чен-ным обиль-ной едой и питьем гостям свадь-бы. Вос-ке ту-да за ру-ку при-ве-ла обес-по-коен-ная двою-род-ная те-тя, ког-да де-вуш-ка, улу-чив ми-ну-ту, расс-ка-за-ла в двух сло-вах сон, ко-то-рый ей прис-нил-ся на-ка-ну-не вен-ча-ния. Тол-ко-ва-тель ока-зал-ся кро-хот-ным, ис-си-ня-ху-дым и не-ве-роят-но, аж уст-ра-шаю-ще урод-ли-вым ста-ри-ком. Он по-ка-зал ру-кой, ку-да сесть Вос-ке, - та обом-ле-ла, разг-ля-дев ми-зи-нец его пра-вой ру-ки - длин-ный, мно-го лет не стри-жен-ный тем-ный но-готь, сог-нув-шись ско-бой, оги-бал по-ду-шеч-ку паль-ца и рос вдоль ла-до-ни, в сто-ро-ну кри-во-го за-пястья, ско-вы-вая дви-же-ния всей кисти. Те-тю ста-рик бес-це-ре-мон-но вы-про-во-дил из шат-ра, ве-лев по-де-жу-рить у вхо-да, сам уст-роил-ся на-про-тив, ши-ро-ко расста-вив но-ги в ди-ко-вин-ных ша-ро-ва-рах и све-сив меж-ду ко-лен длин-ные тон-кие кисти, и мол-ча уста-вил-ся на Вос-ке.

Мне сест-ра прис-ни-лась, - от-ве-ти-ла на его не-за-дан-ный воп-рос де-вуш-ка. - Стоя-ла спи-ной - в кра-си-вом платье, с впле-тен-ной в ко-су жем-чуж-ной нитью. Я хо-те-ла об-нять ее, но она не да-лась. Обер-ну-лась ко мне - ли-цо по-че-му-то ста-рое, в мор-щи-нах. И рот та-кой… слов-но язык не уме-щает-ся. Я зап-ла-ка-ла, а она отош-ла в угол ком-на-ты, вып-лю-ну-ла ка-каю-то тем-ную жид-кость се-бе в ла-до-ни, про-тя-ну-ла мне и го-во-рит: «Не ви-дать те-бе счастья, Вос-ке». Я пе-ре-пу-га-лась и прос-ну-лась. Но са-мое страш-ное слу-чи-лось пос-ле, ког-да я отк-ры-ла гла-за и по-ня-ла, что сон про-дол-жает-ся. Вре-мя бы-ло ран-нее эн-баш-ти , пе-ту-хи еще не кри-ча-ли; я пош-ла по-пить во-ды, за-чем-то взгля-ну-ла вверх, на по-то-лок, и уви-де-ла в ер-ди-ке пе-чаль-ное ли-цо Та-те-вик. Она ски-ну-ла мне под но-ги свой го-лов-ной обо-док с на-кид-кой и ис-чез-ла. А обо-док и на-кид-ка, кос-нув-шись по-ла, рас-сы-па-лись в прах.

Вос-ке тя-же-ло раз-ры-да-лась, раз-ма-зы-вая по ще-кам чер-ную крас-ку с рес-ниц - единст-вен-ную кос-ме-ти-ку, ко-то-рой поль-зо-ва-лись жен-щи-ны Ма-ра-на. Из рас-ши-тых до-ро-гим кру-же-вом и се-реб-ря-ны-ми мо-не-та-ми раз-ре-зов шел-ко-вой мин-та-ны выг-ля-ды-ва-ли ее хруп-кие детс-кие за-пястья, на вис-ке тре-вож-но за-би-лась го-лу-бая бес-по-мощ-ная жил-ка.

Тол-ко-ва-тель снов с шу-мом вы-дох-нул, из-дав про-тяж-ный, разд-ра-жаю-щий слух звук.

Вос-ке осек-лась и ис-пу-ган-но уста-ви-лась на не-го.

Слу-шай ме-ня, де-воч-ка, - проск-ри-пел ста-рик, - сон я те-бе объяс-нять не бу-ду, про-ку в этом ни-ка-ко-го, все рав-но ни-че-го уже не из-ме-нить. Единст-вен-ное, что по-со-ве-тую, ни-ког-да не сост-ри-гай во-ло-сы, пусть они всег-да прик-ры-вают те-бе спи-ну. У каж-до-го че-ло-ве-ка - свой обе-рег. У ме-ня,- тут он по-ма-хал пе-ред но-сом Вос-ке пра-вой ру-кой,- но-готь ми-зин-ца. А у те-бя, ста-ло быть, - во-ло-сы.

Хо-ро-шо, - шеп-ну-ла Вос-ке. Она по-дож-да-ла нем-но-го, на-деясь на ка-кие-то еще ука-за-ния, но тол-ко-ва-тель снов хра-нил уг-рю-мое мол-ча-ние. Тог-да она под-ня-лась, что-бы уй-ти, но, соб-рав-шись с ду-хом, заста-ви-ла се-бя спро-сить: - Вы не знае-те, по-че-му имен-но во-ло-сы?

Не мо-гу знать. Но раз она ки-ну-ла те-бе го-лов-ной убор - зна-чит, хо-те-ла прик-рыть то, что мо-жет убе-речь те-бя от прок-ля-тия, - не от-ры-вая взгля-да от ды-мя-щей-ся све-чи, от-ве-тил ста-рик.

Вос-ке выш-ла из шат-ра, ис-пы-ты-вая сме-шан-ные чувст-ва. С од-ной сто-ро-ны, ей бы-ло не так тре-вож-но, по-то-му что часть свое-го бес-по-койст-ва она оста-ви-ла тол-ко-ва-те-лю снов. Но в то же вре-мя не от-пус-ка-ла мысль, что ей приш-лось хоть и не из зло-го умыс-ла, но все-та-ки выста-вить по-кой-ную сест-ру в гла-зах посто-рон-не-го че-ло-ве-ка чуть ли не ведь-мой. Ког-да она пе-рес-ка-за-ла пе-ре-ми-нав-шей-ся в не-тер-пе-нии у шат-ра тет-ке про-ро-чест-во ста-ри-ка, та по-че-му-то нес-ка-зан-но об-ра-до-ва-лась.

Глав-ное, что нам не-че-го боять-ся. Де-лай так, как он те-бе по-со-ве-то-вал, и все обой-дет-ся. А ду-ша Та-те-вик на со-ро-ко-вой день по-ки-нет на-шу греш-ную зем-лю и оста-вит те-бя в по-кое.

Вос-ке вер-ну-лась за сва-деб-ный стол - к но-воис-пе-чен-но-му му-жу, роб-ко улыб-ну-лась ему. Тот сму-тил-ся, улыб-нул-ся в от-вет и вне-зап-но густо пок-рас-нел - нес-мот-ря на со-лид-ный по пат-риар-халь-ным мер-кам двад-ца-ти-лет-ний воз-раст, Ка-пи-тон был очень стес-ни-тель-ным и роб-ким юно-шей. Три ме-ся-ца на-зад, ког-да в семье пош-ли раз-го-во-ры о том, что по-ра бы его же-нить, муж стар-шей сест-ры сде-лал ему по-да-рок - от-вез в до-ли-ну и оп-ла-тил ночь в до-ме тер-пи-мости. В Ма-ран Ка-пи-тон вер-нул-ся в боль-шой расте-рян-ности. Не ска-зать, что ночь утех, про-ве-ден-ная в объя-тиях пах-ну-щей ро-зо-вой во-дой, гвоз-ди-кой и по-том пуб-лич-ной жен-щи-ны, не приш-лась ему по ду-ше. Ско-рее нао-бо-рот - он был ог-лу-шен и за-во-ро-жен те-ми то-ми-тель-но жар-ки-ми лас-ка-ми, ко-то-ры-ми она его щед-ро ода-ри-ла. Но неяс-ное чувст-во гад-ли-вости, лег-кая тош-но-та, ко-то-рая за-ро-ди-лась в нем в ту са-мую ми-ну-ту, ког-да он пой-мал вы-ра-же-ние ее ли-ца - из-ви-ваясь слов-но змея, из-да-вая глу-хие сто-ны и лас-кая его ис-кус-но и страст-но, она умуд-ря-лась сох-ра-нять та-кую бес-чувст-вен-ную, ка-мен-ную ми-ну, слов-но не лю-бовью за-ни-ма-лась, а чем-то со-вер-шен-но буд-нич-ным,- не да-ва-ли ему по-коя. Со свойст-вен-ной его воз-расту оп-ро-мет-чи-вой то-роп-ли-востью ре-шив, что та-кое рас-чет-ли-во-бесстыд-ное по-ве-де-ние при-су-ще в посте-ли всем жен-щи-нам, он ни-че-го хо-ро-ше-го от бра-ка не ждал. Имен-но по-то-му, ког-да отец объя-вил, что пос-ле смер-ти стар-шей до-че-ри Агу-ли-санц Га-ре-ги-на он дол-жен же-нить-ся на млад-шей, Ка-пи-тон лишь мол-ча кив-нул в знак сог-ла-сия. Ка-кая раз-ни-ца, на ком же-нить-ся? Все жен-щи-ны по су-ти своей лжи-вы и нес-по-соб-ны к иск-рен-ним чувст-вам.

Бли-же к но-чи, ког-да офи-циан-ты при-ня-лись по-да-вать к сто-лам соч-ные лом-ти за-пе-чен-но-го в спе-циях око-ро-ка и рас-сып-ча-тую пшен-ную ка-шу со шквар-ка-ми и жа-ре-ным лу-ком, хмель-ные сва-ты, под визг-ли-вый вой зур-ны и одоб-ри-тель-ный гул гостей свадь-бы от-ве-ли мо-ло-дых в спаль-ню и за-пер-ли их там на за-сов, обе-щав вы-пустить ут-ром. Остав-шись с му-жем нае-ди-не, Вос-ке горь-ко раз-ры-да-лась, но, ког-да Ка-пи-тон по-до-шел к ней, что-бы об-нять и уте-шить, не от-толк-ну-ла его, а, нао-бо-рот, приль-ну-ла к не-му и ми-гом при-тих-ла, толь-ко всхли-пы-ва-ла и смеш-но шмы-га-ла но-сом.

Я боюсь, - под-ня-ла она к не-му свое зап-ла-кан-ное ли-чи-ко.

Я то-же, - просто от-ве-тил Ка-пи-тон.

Этот не-за-мыс-ло-ва-тый, но прон-зи-тель-ный в своей иск-рен-ности и тро-га-тель-ности диа-лог, вы-го-во-рен-ный стыд-ли-вым ше-по-том, свя-зал их мо-ло-дые и го-лод-ные до люб-ви серд-ца не-раз-рыв-но и нав-сег-да. Уже по-том, в посте-ли, при-жи-мая к гру-ди свою юную суп-ру-гу и с приз-на-тель-ностью ло-вя каж-дое ее дви-же-ние, каж-дый вздох, каж-дое неж-ное при-кос-но-ве-ние, Ка-пи-тон сго-рал от сты-да за то, что пос-мел срав-нить ее с жен-щи-ной из до-ли-ны. Вос-ке в его объя-тиях све-ти-лась и пе-ре-ли-ва-лась, слов-но дра-го-цен-ный ка-му-шек, она гре-ла и на-пол-ня-ла смыс-лом всё, что его ок-ру-жа-ло, от-ны-не и прис-но она ста-ла всем са-мым до-ро-гим, что есть и бу-дет в его жиз-ни.

Спустя не-де-лю, ког-да Агу-ли-санц Га-ре-гин и его зятья, просто-во-ло-сые и без-молв-ные, оде-тые с ног до го-ло-вы в чер-ное, за-би-ли трех по-ро-дистых тел-ков, от-ва-ри-ли мя-со без со-ли и раз-нес-ли его по де-рев-не на боль-ших под-но-сах - лю-ди отк-ры-ва-ли две-ри и мол-ча за-би-ра-ли по-ло-жен-ную каж-до-му до-му пор-цию: раз-го-ва-ри-вать, ког-да те-бе при-но-сят мя-со жерт-вен-но-го жи-вот-но-го, нель-зя, - Вос-ке за-ве-си-ла ок-на своей спаль-ни неп-ро-ни-цае-мой тканью и воз-на-ме-ри-лась до кон-ца своих дней но-сить траур по сест-ре. Она из-во-ди-ла се-бя бес-ко-неч-ны-ми поста-ми и про-во-ди-ла в церк-ви дол-гие ве-че-ра, мо-лясь за упо-кой ду-ши Та-те-вик и вып-ра-ши-вая у нее про-ще-ние, в скорб-ном соп-ро-вож-де-нии ма-те-ри, не-весток и двою-род-ных те-ток раз в не-де-лю по-се-ща-ла клад-би-ще, что-бы поу-ха-жи-вать за мо-ги-лой сест-ры. Свет-лое и тем-ное вре-мя су-ток слов-но по-ме-ня-лись для нее места-ми - ночью она лю-би-ла и гре-ла солн-цем, а днем прев-ра-ща-лась в пас-мур-ное и го-рест-ное су-щест-во. Та-те-вик к ней ни-ког-да боль-ше не при-хо-ди-ла, и этот факт очень пе-ча-лил Вос-ке. Она так и не прости-ла ме-ня, ина-че обя-за-тель-но бы прис-ни-лась еще раз, гло-тая сле-зы, де-ли-лась она свои-ми пе-ре-жи-ва-ния-ми с му-жем.

Что-бы как-то отв-лечь же-ну от пе-чаль-ных мыс-лей, Ка-пи-тон пред-ло-жил ей за-нять-ся меб-ли-ров-кой до-ма, достав-ше-го-ся им по-сле свадь-бы. Рань-ше в этом до-ме оби-та-ли его не-за-муж-няя тет-ка и ба-буш-ка - ба-бо Ма-нэ, но по-том они пе-реб-ра-лись к от-цу Ка-пи-то-на, оста-вив мо-ло-дым ос-но-ва-тель-ное, толсто-бо-кое и тем-но-ва-тое, но об-жи-тое и уют-ное жи-ли-ще с боль-шой де-ре-вян-ной ве-ран-дой, вы-со-ким чер-да-ком и ухо-жен-ным фрук-то-вым са-дом. Вос-ке наот-рез от-ка-зы-ва-лась пе-реез-жать, по-то-му что дом на-хо-дил-ся в дру-гом кон-це Ма-ра-на. Но Ка-пи-тон упорст-во-вал - жи-вя вда-ли от скор-бя-щих род-ных, она мень-ше бу-дет вспо-ми-нать о сест-ре и быст-рее сми-рит-ся с го-речью ут-ра-ты.

С боль-шой нео-хо-той усту-пив уве-ще-ва-ниям му-жа, Вос-ке не-ожи-дан-но для се-бя ув-лек-лась но-вым за-ня-тием и так рья-но взя-лась за де-ло, что да-же за-ка-за-ла в до-ли-не нес-коль-ко жур-на-лов по ин-терье-ру. Тща-тель-но изу-чив их, она оста-но-ви-ла свой вы-бор на сто-ло-вой из мо-ре-но-го ду-ба: оваль-ный обе-ден-ный стол, че-ты-ре оби-тые тем-но-зе-ле-ным бар-ха-том ши-ро-кие тах-ты, три де-сят-ка стульев - си-дя-чих мест долж-но быть мно-го, по-то-му что гостей всег-да бу-дет по-лон дом, - и нес-коль-ко ук-ра-шен-ных ис-кус-ной резь-бой бу-фе-тов с вы-со-ки-ми стек-лян-ны-ми створ-ка-ми, ку-да мож-но бу-дет уб-рать вы-чур-ный сер-виз на двад-цать че-ты-ре пер-со-ны и мно-жест-во дру-гой по-су-ды, по-лу-чен-ной в по-да-рок от гостей на свадь-бу. Плот-ни-ку Ми-на-су, взяв-ше-му-ся в точ-ности восп-роиз-вести ме-бель, приш-лось на-нять двух под-мастерьев к своим трем, что-бы ус-петь к ука-зан-но-му сро-ку - Вос-ке уже бы-ла бе-ре-мен-на пер-вым ре-бен-ком и хо-те-ла спра-вить-ся с меб-ли-ров-кой до-ма до его рож-де-ния. Вре-мя до ро-дов она про-во-ди-ла в ру-ко-де-лии - вы-ши-ла на па-ру с ма-терью нес-коль-ко ска-тер-тей и пок-ры-вал, два комп-лек-та постель-но-го белья, при-да-ное и на-ряд для крестин мла-ден-ца. Еже-не-дель-но, пос-ле ри-туаль-но-го по-се-ще-ния клад-би-ща, она на-ве-ды-ва-лась в плот-ниц-кую Ми-на-са, что-бы про-конт-ро-ли-ро-вать ра-бо-ту. Ми-нас крях-тел и хму-рил-ся, но мол-ча тер-пел ви-зи-ты Вос-ке, прав-да, быст-ро вып-ро-ва-жи-вал ее до-мой, мо-ти-ви-руя тем, что жен-щи-не, осо-бен-но бе-ре-мен-ной, не приста-ло на-хо-дить-ся в про-пах-шей ядо-ви-тым ла-ком и му-жиц-ким по-том мастерс-кой. Но ви-зи-ты в плот-ниц-кую не прош-ли да-ром - ме-бель бы-ла го-то-ва вов-ре-мя, и, ед-ва при-ве-дя в по-ря-док дом и спра-вив но-во-селье, Вос-ке слег-ла в схват-ках. Че-рез сут-ки она по-да-ри-ла свое-му Ка-пи-то-ну дочь, ко-то-рую наз-ва-ли На-зе-ли. Спустя два го-да ро-ди-лась Са-ло-мэ, еще че-рез пол-то-ра го-да - млад-шая, Ана-то-лия.

Лас-ко-вая и пре-дуп-ре-ди-тель-ная к му-жу, Вос-ке бы-ла нем-но-го-слов-на и очень сдер-жан-на с до-черь-ми - Ана-то-лия не при-по-ми-на-ла, что-бы та на-зы-ва-ла их умень-ши-тель-но-лас-ка-тель-ны-ми сло-ва-ми или по-ми-нут-но осы-па-ла по-це-луя-ми, как это де-ла-ли дру-гие ма-те-ри. Она ни-ког-да не хва-ли-ла их, но и не ру-га-ла. Ес-ли что-то не нра-ви-лось, мол-ча под-жи-ма-ла гу-бы или же за-ди-ра-ла бровь. Этой вы-со-ко вздер-ну-той бро-ви де-воч-ки осте-ре-га-лись боль-ше, чем постоян-но-го вор-ча-ния преста-ре-лой ба-бо Ма-нэ, единст-вен-ной родст-вен-ни-цы, ко-то-рая уце-ле-ла пос-ле страш-но-го зем-лет-ря-се-ния, смыв-ше-го в безд-ну за-пад-ное пле-чо Ма-ниш-Ка-ра. Слу-чи-лось это бедст-вие в год, ког-да долж-на бы-ла ро-дить-ся Са-ло-мэ. Ба-бо Ма-нэ пе-реб-ра-лась к ним, что-бы по-мо-гать с ма-лень-кой На-зе-ли - му-чи-мой тя-же-лы-ми присту-па-ми тош-но-ты Вос-ке слож-но бы-ло справ-лять-ся с не-по-сед-ли-вым ре-бен-ком. Бе-да наг-ря-ну-ла мо-роз-ным де-кабрьс-ким по-луд-нем: зем-ля под но-га-ми сод-рог-ну-лась, за-во-ро-ча-лась, за-гу-де-ла - про-тяж-но, с вы-во-ра-чи-ваю-щим ду-шу за-вы-ва-нием, рас-ко-ло-ла пле-чо Ма-ниш-Ка-ра и рух-ну-ла в про-пасть, ув-ле-кая за со-бой до-ма с прист-рой-ка-ми и дво-ра-ми, зах-ле-бы-ваю-щих-ся в кри-ке лю-дей и жив-ность, ко-то-рая, пред-чувст-вуя приб-ли-жаю-щее-ся нес-частье, ме-та-лась в ко-ров-ни-ках и хле-вах, тщет-но пы-таясь прив-лечь вни-ма-ние и пре-дуп-ре-дить хо-зяев.

Уце-лев-шая часть де-рев-ни пе-ре-нес-ла удар сти-хии му-жест-вен-но и с достоинст-вом: лю-ди отс-лу-жи-ли зау-по-кой-ные служ-бы в кро-хот-ной ча-сов-не (стоя-щая на краю де-рев-ни цер-ковь Гри-го-ра Лу-са-во-ри-ча рух-ну-ла в про-пасть пер-вой) и ра-зош-лись по до-мам - ук-реп-лять ис-пещ-рен-ные глу-бо-ки-ми тре-щи-на-ми сте-ны и об-ру-шив-шие-ся кры-ши, при-во-дить в по-ря-док по-ва-лен-ные на-бок де-ре-вян-ные часто-ко-лы. Раз-го-во-ров о том, что на-до бы пе-рее-хать в от-но-си-тель-но бе-зо-пас-ные ни-зи-ны, тог-да еще не ве-лось - они слу-чи-лись мно-го поз-же. Пос-ле зем-лет-ря-се-ния мей-дан опустел - ни-ког-да боль-ше там не про-во-ди-лись шум-ные празд-ни-ки и гу-ля-ния. Нес-коль-ко раз по ста-рой па-мя-ти приез-жа-ли из до-ли-ны цы-га-не, расс-ка-зы-ва-ли, что часть рух-нув-ших в про-пасть до-мов унес-ло се-лем да-ле-ко на за-пад и при-би-ло к чу-жим де-рев-ням и что лю-ди, жив-шие в этих до-мах, це-лы и нев-ре-ди-мы, но ни-ког-да не вер-нут-ся, по-то-му что пе-ре-жи-тый страх от-бил им па-мять и они не знают, что ког-да-то жи-ли на ма-куш-ке пок-ры-той ве-ко-вым ле-сом и бла-го-дат-ны-ми паст-би-ща-ми го-ры. Цы-ган выс-лу-ши-ва-ли с бла-го-дар-ностью, ода-ри-ва-ли вся-ким скар-бом и тряпьем - и от-пус-ка-ли с ми-ром: каж-дый в ду-ше на-деял-ся, что они расс-ка-зы-вают прав-ду и что нес-част-ные оби-та-те-ли за-пад-но-го кры-ла Ма-ниш-Ка-ра жи-вы. И да-же то, что они те-перь го-во-ри-ли на дру-гих язы-ках и но-си-ли дру-гую одеж-ду, не име-ло ни-ка-ко-го зна-че-ния: в кон-це кон-цов, не-бо вез-де оди-на-ко-во си-нее и ве-тер дует ров-но так, как в краю, где те-бе пос-част-ли-ви-лось ро-дить-ся.

Цы-га-не приез-жа-ли еще нес-коль-ко раз, а по-том пе-реста-ли - они пер-вы-ми ощу-ти-ли приб-ли-же-ние но-вой ка-таст-ро-фы и од-наж-ды ис-чез-ли - без-молв-но и нав-сег-да, раст-во-рив-шись в жар-ком ма-ре-ве по-лу-ден-но-го солн-ца, сле-пя-ще-зо-ло-том, как те мо-не-ты, ко-то-ры-ми они расп-ла-чи-ва-лись в яр-ма-роч-ные дни на мей-да-не, пой-ман-ные за ру-ку за ри-туаль-ный просту-пок во-ровст-ва.

Ана-то-лия ро-ди-лась в ночь пе-ред пос-лед-ним их появ-ле-нием в де-рев-не. Ба-бо Ма-нэ как раз уве-ла к со-сед-ке стар-ших прав-ну-чек, что-бы дать от-дох-нуть обес-си-лев-шей пос-ле тя-же-лых ро-дов Вос-ке, ря-дом, под ма-те-ринс-ким бо-ком, бе-реж-но уку-тан-ная в теп-лое одея-ло, спа-ла кро-хот-ная Ана-то-лия - единст-вен-ная из до-че-рей Се-воянц Ка-пи-то-на, как две кап-ли во-ды по-хо-жая на свое-го смуг-ло-го де-да, от-ту-да и шло имя их ро-да «Се-воянц», по-то-му что «сев» в пе-ре-во-де с ма-ранс-ко-го оз-на-чает «чер-ный». Цы-ган-ка - пол-но-ва-тая и низ-ко-рос-лая жен-щи-на с ед-ва за-мет-ным шра-мом на ле-вой ще-ке, бесп-ре-пятст-вен-но вош-ла в дом, прош-ла, ниг-де не оста-нав-ли-ваясь, по всем ком-на-там, без сту-ка заг-ля-ну-ла к Вос-ке.

Та ис-пу-га-лась, при-под-ня-лась на лок-те, прик-ры-ла мла-ден-ца. Цы-ган-ка сде-ла-ла ус-по-каи-ваю-щий жест ру-кой - не бой-ся, я те-бе пло-хо-го не сде-лаю, по-дош-ла к кро-ва-ти, заг-ля-ну-ла в ли-чи-ко ре-бен-ку.

Как на-зо-вешь?

Ана-то-лия.

Кра-си-во.

Она вып-ря-ми-лась, отог-ну-ла край одея-ла и просты-ню, по-доб-ра-ла свои раз-ноц-вет-ные обор-ча-тые юб-ки, се-ла, по-мужс-ки расста-вив но-ги и све-сив меж-ду ни-ми тон-кие длин-ные кисти рук. Ее по-за по-ка-за-лась Вос-ке смут-но зна-ко-мой: кто-то уже го-во-рил ей важ-ные сло-ва, си-дя точ-но так - опер-шись лок-тя-ми о расстав-лен-ные ко-ле-ни, но кто имен-но, она вспом-нить по-че-му-то не смог-ла - слов-но ей ма-но-ве-нием ру-ки стер-ли па-мять.

Мы сю-да не вер-нем-ся боль-ше, ни-ког-да. От-дай из своих ук-ра-ше-ний то, от че-го ты хо-те-ла бы из-ба-вить-ся. Так на-до, - мед-лен-но про-го-во-ри-ла цы-ган-ка. Го-лос у нее был хрип-лый, про-ку-рен-ный, часто пре-ры-вал-ся на окон-ча-ниях слов, слов-но не хва-та-ло ды-ха-ния до-го-во-рить.

Вос-ке да-же в го-ло-ву не приш-ло воз-ра-зить неп-ро-ше-ной гостье: бы-ло в ее сос-ре-до-то-чен-ном и тя-же-лом взгля-де и вы-ра-же-нии ли-ца неч-то та-кое, что застав-ля-ло про-ник-нуть-ся к ней бесп-ре-кос-лов-ным до-ве-рием. Поэ-то-му она выг-реб-ла при-выч-ным жестом из-под спи-ны длин-ные ме-до-вые во-ло-сы, от-ки-ну-ла их на по-душ-ку - так они не ме-ша-ли ле-жать, сло-жи-ла на гру-ди ру-ки и за-ду-ма-лась. Ук-ра-ше-ний у нее ма-ло, и все по-да-ре-ны сги-нув-ши-ми при зем-лет-ря-се-нии род-ны-ми. От-да-вать что-ни-будь од-но рав-но-силь-но бы-ло от-ка-зу от па-мя-ти.

Отк-рой верх-ний ящик ко-мо-да, там ле-жит шка-тул-ка. Вы-бе-ри что-ни-будь са-ма,- пос-ле не-дол-гих ко-ле-ба-ний на-ко-нец ре-ши-лась Вос-ке.

Цы-ган-ка тя-же-ло вста-ла, расп-ра-ви-ла край просты-ни и одея-ла, выд-ви-ну-ла ящик, за-пусти-ла ту-да ру-ку, вы-та-щи-ла не гля-дя ка-кое-то ук-ра-ше-ние, спря-та-ла его за па-зу-ху и нап-ра-ви-лась к вы-хо-ду.

По-че-му вы боль-ше не вер-не-тесь? - оста-но-ви-ла ее воп-ро-сом Вос-ке.

Цы-ган-ка взя-лась за руч-ку две-ри.

Это-го я ска-зать те-бе не мо-гу.

Чуть по-ко-ле-бав-шись, до-ба-ви-ла:

Ме-ня зо-вут Пат-ри-на.

Вос-ке хо-те-ла наз-вать-ся, но цы-ган-ка рез-ко за-мо-та-ла го-ло-вой - не на-до. По-том тща-тель-но за-ку-та-лась в теп-лую шаль, ко-рот-ко кив-ну-ла и выш-ла. Как толь-ко дверь за ней зак-ры-лась, у Вос-ке зак-ру-жи-лась го-ло-ва. Она от-ки-ну-лась на по-душ-ку, по-ле-жа-ла с за-кры-ты-ми гла-за-ми, что-бы пе-реж-дать приступ дур-но-ты, и нео-жи-дан-но для се-бя зас-ну-ла. Про-бу-ди-лась она в пол-ной уве-рен-ности, что ви-зит цы-ган-ки ей прис-нил-ся, од-на-ко не-зад-ви-ну-тый ящи-чек ко-мо-да го-во-рил об об-рат-ном. Она поп-ро-си-ла ба-бо Ма-нэ пе-ре-дать ей шка-тул-ку с ук-ра-ше-ния-ми, не дос-чи-та-лась тя-же-ло-го се-реб-ря-но-го перст-ня с си-ним аме-тистом. Это бы-ло ба-буш-ки-но коль-цо, ко-то-рое по пра-ву нас-ле-до-ва-ния долж-но бы-ло пе-рей-ти стар-шей ее внуч-ке, Та-те-вик. Но доста-лось Вос-ке.

В ком-на-те пах-ло ве-чер-ней све-жестью и сов-сем нем-но-го - ро-маш-ко-вой го-речью. Вы-па-ла ро-са, вы-тя-ну-ла из по-лу-сон-ных цве-тов густой аро-мат и раз-ли-ла его над зем-лей. Еще час-дру-гой - и насту-пит ночь, на Ма-ниш-Кар она над-ви-гает-ся стре-ми-тель-но и вне-зап-но, слов-но из-за уг-ла; ка-за-лось, толь-ко что го-ри-зонт пе-ре-ли-вал-ся за-кат-ны-ми лу-ча-ми, а че-рез се-кун-ду все уже за-топ-ле-но дре-мо-той, не-бо сов-сем низ-кое, в щед-рой рос-сы-пи звезд, и сверч-ки поют так, слов-но в пос-лед-ний раз.

Вот бы знать, о чем они поют, - про-бор-мо-та-ла Ана-то-лия и нео-жи-дан-но для се-бя расс-мея-лась, да так неу-дач-но, что по-да-ви-лась собст-вен-ной слю-ной. От-каш-ляв-шись, при-под-ня-лась на лок-те, от-пи-ла из ста-ка-на - гра-фин с во-дой всег-да стоял на прик-ро-ват-ной тум-боч-ке: при-выч-ка, ко-то-рую она за-ве-ла со вре-мен бра-ка, муж, боль-шой во-дох-леб, пог-ло-щал жид-кость в ог-ром-ных ко-ли-чест-вах, да-же ночью, а что-бы не под-ни-мать-ся лиш-ний раз, тре-бо-вал каж-дый ве-чер остав-лять на прик-ро-ват-ной тум-боч-ке гра-фин со све-жей во-дой. Вот уже двад-цать лет, как его и след простыл, а Ана-то-лия ежед-нев-но по ста-рой па-мя-ти на-ли-ва-ла в гра-фин све-жей во-ды. На сле-дую-щее ут-ро она пус-ка-ла ее на по-лив расте-ний в горш-ках и сно-ва на-пол-ня-ла по-су-ди-ну во-дой. И так изо дня в день, каж-дый день, два де-сят-ка лет.

Вы-пив во-ды, она с пре-ве-ли-кой осто-рож-ностью по-вер-ну-лась на бок, по-ша-ри-ла ру-кой под со-бой, поп-рав-ляя клеен-ку. Меж ног бы-ло влаж-но и про-тив-но, тща-тель-но соо-ру-жен-ная прок-лад-ка - Ана-то-лия пре-дус-мот-ри-тель-но про-ло-жи-ла ее пак-лей, что-бы доль-ше дер-жа-лась, - про-тек-ла наск-возь, а ноч-ная со-роч-ка на-мок-ла и при-лип-ла сза-ди. Приш-лось под-ни-мать-ся и пе-рео-де-вать-ся. Ана-то-лия про-де-ла-ла все ма-ни-пу-ля-ции, по-дав-ляя тош-но-ту. По-че-му-то всё, что проис-хо-ди-ло с ее те-лом, вы-зы-ва-ло у нее чу-до-вищ-ное разд-ра-же-ние и брезг-ли-вость. Кро-ви ста-ло еще боль-ше, она хлеста-ла с ка-кой-то неп-рео-до-ли-мой, злой си-лой, слов-но спе-ши-ла как мож-но быст-рее по-ки-нуть ее чре-во. Ана-то-лия уб-ра-ла ис-пач-кан-ное белье с глаз до-лой под кро-вать, лег-ла, разг-ла-ди-ла вто-рой лос-кут клеен-ки, нак-ры-лась им, на-ки-ну-ла свер-ху одея-ло, тща-тель-но за-ку-тав ступ-ни - но-ги зяб-ли да-же ле-том, в са-мую жа-ру.

Ско-рее бы уже по-ме-реть, - вздох-ну-ла, прик-ры-ла гла-за и по-кор-но ныр-ну-ла в омут вос-по-ми-на-ний. С ни-ми вре-мя ле-те-ло не-за-мет-ней.

Ей бы-ло семь лет, ког-да уш-ла ма-ма - за-то-пи-ла ба-ню, вы-ку-па-ла до-че-рей, уло-жи-ла в постель, а на то вре-мя, по-ка во-зи-лась с ни-ми, зак-ры-ла зас-лон-ку печ-ной тру-бы, что-бы за-дер-жать жар. За-па-мя-то-ва-ла по-том ее отк-рыть и уго-ре-ла нас-мерть. Устав-ший по-сле тя-же-лой ра-бо-ты Ка-пи-тон ус-нул, не дож-дав-шись же-ны, а прос-нув-шись сре-ди но-чи и не об-на-ру-жив ее ря-дом, вы-бил дверь ба-ни, вы-нес ее на ру-ках - Вос-ке, па-дая, за-це-пи-ла двер-цу пе-чи, та рас-пах-ну-лась, и часть вы-сы-пав-ших-ся уг-лей, по-че-му-то не по-гас-нув от вла-ги, спа-ли-ла ее див-ные ме-до-вые куд-ри.

Прок-ля-тие Та-те-вик настиг-ло нас! - воз-ве-дя к не-бу ко-ря-вые смуг-лые ру-ки, ры-да-ла в го-лос ста-рень-кая ба-бо Ма-нэ, ей к то-му вре-ме-ни пе-ре-ва-ли-ло за сто - по-лус-ле-пая, не-мощ-ная, дни нап-ро-лет она про-во-ди-ла на тах-те, об-ло-жив-шись му-та-ка-ми, и, ше-лестя проз-рач-ны-ми бу-си-на-ми че-ток, шеп-та-ла мо-лит-вы. Смерть Вос-ке заста-ви-ла ее под-нять-ся и взва-лить на свои сог-бен-ные пле-чи за-бо-ты по до-му; она про-жи-ла еще пять лет и уш-ла в са-мый страш-ный го-лод, по-хо-ро-нив обес-си-лев-ших от не-дое-да-ния стар-ших прав-ну-чек. Са-ло-мэ угас-ла пер-вой, на сле-дую-щий день отош-ла На-зе-ли, де-во-чек по-ло-жи-ли в один гроб, прик-ры-ли длин-ны-ми во-ло-са-ми - го-лод, кро-ме здо-ровья и кра-со-ты, заб-рал у них пыш-ные ме-до-вые, ма-те-ринс-кие ко-сы. Ба-бо Ма-нэ про-мы-ла их в ла-ван-до-вой во-де, про-су-ши-ла на сквоз-ня-ке, рас-че-са-ла и нак-ры-ла, слов-но пок-ры-ва-лом, стаяв-шие до проз-рач-ности те-ла прав-ну-чек.

Ка-пи-тон от-вез млад-шую дочь в до-ли-ну - к даль-ней род-не, оста-вил им шка-тул-ку с дра-го-цен-ностя-ми Вос-ке и сбе-ре-жен-ные за все го-ды не-лег-ко-го крестьянс-ко-го тру-да средст-ва - со-рок три зо-ло-тые мо-не-ты. Каж-дый раз, ког-да Ана-то-лия зак-ры-ва-ла гла-за, пе-ред ее внут-рен-ним взо-ром вста-вал отец - ис-ху-да-лый, с вва-лив-ши-ми-ся ще-ка-ми и по-тух-шим взгля-дом мо-ло-дой муж-чи-на, за ко-рот-кий срок прев-ра-тив-ший-ся в дрях-ло-го ста-ри-ка, она за-дер-жи-ва-ла ды-ха-ние, что-бы не раз-ры-дать-ся от ди-кой, тер-заю-щей серд-це бо-ли, ког-да вспо-ми-на-ла, как он при-жал ее к своей гру-ди, шеп-нул на ухо - хо-тя бы ты вы-жи-ви, доч-ка, как вы-шел из до-му, плот-но прик-рыв за со-бой дверь - и боль-ше не при-хо-дил, ни-ког-да.

Вер-ну-лась она в Ма-ран спустя дол-гие семь лет, к то-му вре-ме-ни прию-тив-шая ее семья ус-пе-ла пустить по вет-ру ук-ра-ше-ния ма-те-ри, единст-вен-ное, что оста-лось Ана-то-лии - ка-мея из на-ту-раль-ной ра-ко-ви-ны, неж-но-ро-зо-вая, в бе-же-вый пе-ре-лив, с ис-кус-но вы-ре-зан-ной юной де-вуш-кой, си-дя-щей впо-луо-бо-рот на кро-хот-ной скамье под сенью ивы и выг-ля-ды-ваю-щей ко-го-то вда-ли. За го-ды, про-ве-ден-ные в до-ли-не, Ана-то-лия нау-чи-лась мно-го-му, и в пер-вую оче-редь гра-мо-те, сче-ту и пись-му, в шко-лу ее не от-да-ва-ли, объяс-няя это тем, что средств на об-ра-зо-ва-ние нет, но же-на трою-род-но-го дя-ди, жен-щи-на нес-част-ная и бесп-рав-ная, на-хо-дя-щая-ся ско-рее в ро-ли прис-лу-ги, чем хо-зяй-ки до-ма, при-го-во-рен-ная всю жизнь тер-петь постоян-ные пья-ные вы-ход-ки му-жа и сы-но-вей, обу-чи-ла ее все-му, что зна-ла са-ма. Она ни-ког-да не оби-жа-ла Ана-то-лию, бы-ла очень лас-ко-ва и пре-дуп-ре-ди-тель-на к ней, за-щи-ща-ла от гру-бости и хамст-ва трою-род-ных братьев, а пе-ред са-мой своей кон-чи-ной - уми-ра-ла она дол-го и му-чи-тель-но, от ка-кой-то не-ве-до-мой бо-лез-ни, мед-лен-но и неук-лон-но раз-ру-шав-шей ее здо-ровье, - отп-ра-ви-ла де-вят-над-ца-ти-лет-нюю Ана-то-лию на поч-то-вом фур-го-не об-рат-но в Ма-ран.

Ана-то-лия к то-му вре-ме-ни вы-рос-ла в ми-ло-вид-ную де-вуш-ку - ис-си-ня-чер-ные де-довс-кие гла-за, олив-ко-вая ко-жа, длин-ные, до-хо-дя-щие до се-ре-ди-ны икр, нео-жи-дан-но льня-ные, в ме-до-вый пе-ре-лив, ма-те-ринс-кие куд-ри. Во-ло-сы она зап-ле-та-ла в пыш-ную ко-су, ук-ла-ды-ва-ла ее на за-тыл-ке тя-же-лым уз-лом и хо-ди-ла, как Вос-ке, чуть от-ки-нув на-зад го-ло-ву. Ста-рень-кая мать Яса-ман, уви-дев ее пос-ле столь-ких лет раз-лу-ки, ах-ну-ла и схва-ти-лась за серд-це - как же ты по-хо-жа на обоих своих ро-ди-те-лей, де-воч-ка, слов-но сое-ди-ни-ла нес-част-ные их ду-ши в своей. Ана-то-лия нес-ка-зан-но об-ра-до-ва-лась то-му, что со-се-ди пе-ре-жи-ли го-лод. Яса-ман, ко-то-рая бы-ла стар-ше ее на двад-цать два го-да и к то-му вре-ме-ни уже нян-чи-ла пер-во-го вну-ка, взя-лась со своим му-жем Ова-не-сом по-мо-гать ей при-во-дить в по-ря-док од-рях-лев-ший дом и под-ни-мать ого-род. Они ук-ре-пи-ли под-пор-ка-ми зад-нюю сте-ну, за-ме-ни-ли ссох-шие-ся окон-ные ра-мы на но-вые, за-ла-та-ли про-ва-лив-ший-ся пол ве-ран-ды. Со вре-ме-нем Ана-то-лия иск-рен-не при-вя-за-лась к ним, и при-вя-зан-ность эта бы-ла взаим-ной. К Ана-то-лии, единст-вен-ной вы-жив-шей до-че-ри свое-го со-се-да и дру-га, Ова-нес от-но-сил-ся с оте-чес-кой за-бо-той и вни-ма-нием, а Яса-ман ста-ла для нее всем - ма-терью, сест-рой, под-ру-гой, пле-чом, на ко-то-рое мож-но опе-реть-ся, ког-да жизнь ста-но-вит-ся сов-сем не-вы-но-си-мой.

За вре-мя, про-ве-ден-ное в до-ли-не, Ана-то-лия от-вык-ла от тяж-ко-го де-ре-венс-ко-го тру-да, прош-ло не-ма-ло вре-ме-ни, по-ка она сно-ва на-учи-лась справ-лять-ся и с ого-ро-дом, и с го-тов-кой, и с убор-кой. Что-бы об-лег-чить се-бе жизнь, она за-пер-ла боль-шую часть ком-нат в до-ме, оп-ре-де-лив под жилье ро-ди-тельс-кую спаль-ню, гости-ную и кух-ню, но раз в две не-де-ли ей при-хо-ди-лось тща-тель-но при-би-рать-ся вез-де, про-ти-рать пыль, вы-но-сить про-вет-ри-вать-ся на солн-це или на све-жий, пах-ну-щий инеем мо-роз тя-же-лые одея-ла из овечьей шерсти, по-душ-ки, му-та-ки и ков-ры. По-нем-но-гу она об-за-ве-лась жив-ностью - Яса-ман по-да-ри-ла ей ку-роч-ку, ко-то-рая пер-вое вре-мя оби-та-ла в ста-ром ку-рят-ни-ке, что-бы не оста-вать-ся без пе-ту-ха. Но по-том, ког-да она вы-си-де-ла яй-ца, Ана-то-лия заб-ра-ла ее с пи-ща-щим и ко-по-ша-щим-ся вы-вод-ком к се-бе, один из цып-лят - бое-ви-тый, вздор-ный с пер-вых дней жиз-ни, вы-рос в знат-но-го пе-те-ла, настоя-ще-го по-тас-ку-на, с охо-той пок-ры-ваю-ще-го не толь-ко свой ку-ри-ный га-рем, но и пер-на-тую женс-кую по-ло-ви-ну со-сед-них дво-ров, за что не раз по-па-дал в кро-ва-вые дра-ки, от-ку-да, впро-чем, неиз-мен-но вы-хо-дил по-бе-ди-те-лем и дол-го по-том ку-ка-ре-кал с за-бо-ра, на-во-дя страх и тре-пет на по-вер-жен-ных про-тив-ни-ков. Сле-дом Ана-то-лия об-за-ве-лась ко-зой, нау-чи-лась зак-ва-ши-вать ма-цун и де-лать пра-виль-ную брын-зу - мяг-кую, неж-ную, мо-лоч-но-влаж-ную на сре-зе. Пер-вое вре-мя пек-ла хлеб под прис-мот-ром Яса-ман, по-том под-на-то-ре-ла и справ-ля-лась са-ма. По воск-ре-сеньям, в са-мую рань, хо-ди-ла на клад-би-ще, а по-том в ча-сов-ню - по-ми-нать род-ных. Клад-би-ще за го-ды ее от-сутст-вия уве-ли-чи-лось в два ра-за, Ана-то-лия об-хо-ди-ла мол-ча-ли-вые ка-мен-ные кресты, вы-чи-ты-вая вы-се-чен-ные на них име-на це-лых се-мей.

Спустя пол-го-да пос-ле возв-ра-ще-ния она уст-рои-лась на ра-бо-ту в биб-лио-те-ку. Взя-ли ее ту-да, нев-зи-рая на от-сутст-вие об-ра-зо-ва-ния, просто по-то-му, что ра-бо-тать бы-ло боль-ше не-ко-му - ста-рая биб-лио-те-кар-ша не пе-ре-жи-ла го-ло-да, а ни-ко-го дру-го-го, кто сог-ла-сил-ся бы за жал-кие гро-ши про-во-дить пять дней в не-де-лю в пыль-ном, застав-лен-ном книж-ны-ми пол-ка-ми по-ме-ще-нии, не наш-лось. Де-тей в Ма-ра-не не оста-лось, единст-вен-но-му пе-ре-жив-ше-му го-лод ре-бен-ку, вну-ку Ме-ли-канц Ва-но, ед-ва ис-пол-ни-лось пять лет, по-строен-ные на-ка-ну-не го-ло-да шко-ла и биб-лио-те-ка прак-ти-чес-ки пусто-ва-ли, но Ана-то-лия не уны-ва-ла: жизнь вез-де пробьет се-бе до-ро-гу, ско-ро ро-дит-ся но-вое по-ко-ле-ние де-тей, и все вер-нет-ся на кру-ги своя.

Биб-лио-те-ка по-ка-за-лась ей раем, местом, где мож-но от-дох-нуть от ежед-нев-ных од-нооб-раз-ных и опосты-лев-ших до-маш-них за-бот. Ана-то-лия тща-тель-но пе-ре-мы-ла пол-ки, на-тер-ла их до блес-ка до-маш-ним вос-ком, пе-реб-ра-ла чи-та-тельс-кие фор-му-ля-ры, по но-вой расста-ви-ла кни-ги, иг-но-ри-руя шифр и ал-фа-вит-ный по-ря-док и ру-ко-водст-вуясь иск-лю-чи-тель-но цве-то-вы-ми пред-поч-те-ния-ми - вни-зу те, ко-то-рые в тем-ных об-лож-ках, а на-вер-ху те - что в свет-лых. За-ве-ла кру-гом расте-ния - ду-шистый го-ро-шек, алоэ и ге-рань, на горш-ки пусти-ла гли-ня-ные ши-ро-ко-гор-лые кув-ши-ны, ко-то-рые простаи-ва-ли без де-ла в пог-ре-бе, толь-ко схо-ди-ла в плот-ниц-кую Ми-на-са - с прось-бой прос-вер-лить на до-ныш-ках ды-роч-ки для лиш-ней вла-ги. Под-мастерье Ми-на-са, кря-жистый, не-вы-со-кий му-жи-чок, вдо-вый и без-дет-ный, в го-ды го-ло-да по-хо-ро-нив-ший всю свою семью, сра-зу по-ло-жил на нее глаз. Он лич-но доста-вил в биб-лио-те-ку кув-ши-ны, заг-ля-ды-вал по-том еще нес-коль-ко раз - яко-бы ра-зуз-нать, нуж-на ли по-мощь, си-дел до-позд-на, не сво-дил взгля-да со сму-щен-ной Ана-то-лии, а спустя ме-сяц явил-ся к ней до-мой, с пред-ло-же-нием по-же-нить-ся. Ана-то-лия не лю-би-ла его и зна-ла, что не по-лю-бит, но за-муж пой-ти сог-ла-си-лась, просто по-то-му, что вы-хо-дить бы-ло боль-ше не за ко-го - сво-бод-ных муж-чин в де-рев-не не оста-лось, а те, ко-то-рые бы-ли, не под-хо-ди-ли по воз-расту: или мо-ло-дые, или же, нао-бо-рот, очень ста-рые. Брак по-лу-чил-ся нес-част-ли-вым, за во-сем-над-цать дол-гих лет, про-жи-тых с му-жем, она так и не уз-на-ла, что та-кое лас-ко-вое сло-во или за-бот-ли-вое от-но-ше-ние. Муж ока-зал-ся на удив-ле-ние черст-вым и рав-но-душ-ным че-ло-ве-ком, был неук-люж и неот-зыв-чив в посте-ли, на роб-кие прось-бы Ана-то-лии быть хоть чу-точ-ку неж-нее от-ве-чал гру-бым хо-хо-том, часто брал ее си-лой - она ле-жа-ла пос-ле про-пах-шая его по-том и не-мы-той плотью и, гло-тая сле-зы, не-на-ви-де-ла се-бя всей ду-шой. Единст-вен-ной меч-те - ро-дить де-тей и пос-вя-тить се-бя их вос-пи-та-нию - не суж-де-но бы-ло сбыть-ся: ей так и не уда-лось за-бе-ре-ме-неть. Муж сна-ча-ла толь-ко об-ви-нял ее в бесп-ло-дии, но с го-да-ми ста-но-вил-ся мрач-ней и не-тер-пи-мее, вы-ве-ден-ный из се-бя ее бесс-ло-вес-ной по-кор-ностью, разд-ра-жал-ся и зве-рел, а под ко-нец за-вел при-выч-ку на-пи-вать-ся и по-ко-ла-чи-вать ее, ва-лить на пол и тас-кать по до-му за ко-сы, но-ро-вя не про-пустить ни од-ной ком-на-ты, а по-том за-пи-рал до ут-ра в по-лу-сы-ром хо-зяйст-вен-ном по-ме-ще-нии. С каж-дым ра-зом ста-но-вясь все бес-по-щад-нее, он, на-вер-ное, ког-да-ни-будь убил бы ее, ес-ли бы не страх пе-ред ис-по-линс-ким Ова-не-сом, ко-то-рый, за-ме-тив од-наж-ды кро-во-под-тек на ску-ле Ана-то-лии, ни-че-го не го-во-ря, пря-ми-ком нап-ра-вил-ся в мастерс-кую, вы-дер-нул его из-за плот-ниц-ко-го стан-ка, про-та-щил за ши-во-рот по дво-ру и за-ки-нул на вы-со-кую по-лен-ни-цу. Ушел, сверк-нув гла-зом:

Еще раз под-ни-мешь на нее ру-ку - убью те-бя без раз-го-во-ров, яс-но?

Заступ-ни-чест-во Ова-не-са спас-ло Ана-то-лии жизнь, но прев-ра-ти-ло в не-вы-но-си-мую му-ку каж-дый ее день - те-перь муж до-во-дил ее умею-чи, в пол-ней-шей ти-ши-не: вы-во-ра-чи-вал ру-ки, бил по суста-вам - что-бы не вид-но бы-ло сле-дов, из-во-дил при-дир-ка-ми, отк-ро-вен-но глу-мил-ся над ней. Ана-то-лия тер-пе-ла мол-ча, не жа-ло-ва-лась - боя-лась, что Ова-нес сдер-жит сло-во и убьет ее го-ре-му-жа, а при-чи-нять ко-му-ли-бо вред она не хо-те-ла.

Единст-вен-ной от-ду-ши-ной в ее бесп-рос-вет-ных буд-нях ста-ло чте-ние. Пер-вые го-ды, ког-да биб-лио-те-ка сов-сем пусто-ва-ла, она пре-да-ва-лась лю-би-мо-му за-ня-тию все ра-бо-чее вре-мя нап-ро-лет. По-нем-но-гу, бла-го-да-ря наи-тию и врож-ден-но-му вку-су, нау-чи-лась от-ли-чать хо-ро-шую ли-те-ра-ту-ру от пло-хой, влю-би-лась в клас-си-ков - русс-ких и фран-цузс-ких, но гра-фа Толсто-го воз-не-на-ви-де-ла бе-зо-го-во-роч-но и нав-сег-да - сра-зу пос-ле проч-те-ния «Ан-ны Ка-ре-ни-ной». Вы-чис-лив в его от-но-ше-нии к ге-рои-ням нестер-пи-мое без-ду-шие и вы-со-ко-ме-рие, она за-пи-са-ла гра-фа в са-мо-ду-ры и дес-по-ты и уб-ра-ла толстен-ные то-ма его книг по-даль-ше от глаз - что-бы мень-ше расст-раи-вать-ся. До-ве-ден-ная из-де-ва-тельст-ва-ми му-жа до край-не-го от-чая-ния, ми-рить-ся с та-кой несп-ра-вед-ли-востью еще и на книж-ных стра-ни-цах она не на-ме-ре-ва-лась.

В сво-бод-ное от чте-ния вре-мя Ана-то-лия на-во-ди-ла в биб-лио-те-ке уют и кра-со-ту: за-ве-си-ла ок-на лег-ки-ми сит-це-вы-ми што-ра-ми - в по-ло-ви-ну дли-ны, что-бы не ли-шать расте-ния сол-неч-но-го све-та, при-та-щи-ла из до-му па-лас и посте-ли-ла его вдоль об-ве-шан-ной порт-ре-та-ми пи-са-те-лей сте-ны, а неу-доб-ные си-денья де-ре-вян-ных ла-вок ук-ра-си-ла ве-се-лень-ки-ми по-душ-ка-ми, ко-то-рые са-ма же и сши-ла из раз-ноц-вет-ных лос-ку-тов.

Биб-лио-те-ка те-перь на-по-ми-на-ла ухо-жен-ную оран-же-рею-чи-таль-ню - все по-до-кон-ни-ки и про-хо-ды меж-ду пол-ка-ми бы-ли обстав-ле-ны кув-ши-на-ми и горш-ка-ми с расте-ния-ми, Ана-то-лия пе-ре-вез-ла из быв-ше-го име-ния Ар-ша-ка-бе-ка (ны-не за-ко-ло-чен-но-го и за-бы-то-го До-ма куль-ту-ры) во-семь тя-же-лых псев-доан-тич-ных ва-зо-нов и раз-ве-ла в них чай-ные ро-зы, ду-шистую козью жи-мо-лость и гор-ные ли-лии. Ро-зы цве-ли нев-по-пад и пах-ли так, что при-ма-ни-ва-ли своим аро-ма-том пчел - те за-ле-та-ли в отк-ры-тые фор-точ-ки и нем-но-го поп-лу-тав в склад-ках сит-це-вых штор, бе-зо-ши-боч-но на-хо-ди-ли до-ро-гу к расте-ниям. Соб-рав цве-точ-ную пыль-цу, они уле-та-ли об-рат-но, что-бы вер-нуть-ся вновь. Од-наж-ды осенью, при-ма-нен-ный слад-ко-ва-то-горь-ким за-па-хом пло-дов жи-мо-лости, в ок-но за-ле-тел це-лый пче-ли-ный рой и, за-бив-шись за по-то-лоч-ную бал-ку, воз-на-ме-рил-ся, ви-ди-мо, остать-ся там нав-сег-да. И Ана-то-лии приш-лось обе-гать всю де-рев-ню в поис-ках дво-ра, с па-се-ки ко-то-ро-го уле-те-ли пче-лы. В подк-ле-ти вы-рос боль-шой му-ра-вей-ник - му-равьи-ные тро-пы, кри-во пет-ляя, тя-ну-лись по до-ща-тым насти-лам к вход-ной две-ри и ис-че-за-ли за по-ро-гом. Кар-низ кры-ши по пе-ри-мет-ру об-ле-пи-ли гнез-да ласто-чек - из го-да в год они при-ле-та-ли ту-да, что-бы вы-вести но-вых птен-цов. По осе-ни, сра-зу пос-ле от-ле-та птиц, Ана-то-лии при-хо-ди-лось от-мы-вать на-руж-ные сте-ны от по-ме-та и про-че-го му-со-ра об-мо-тан-ной ве-тошью мет-лой. Од-наж-ды она об-на-ру-жи-ла во-робьи-ное гнез-до в печ-ной тру-бе и вы-нуж-де-на бы-ла до-жи-дать-ся то-го вре-ме-ни, ког-да птен-цы вы-лу-пят-ся, ок-реп-нут и уле-тят, и толь-ко пос-ле бе-реж-но пе-ре-нес-ла гнез-до на де-ре-во. Ина-че мож-но бы-ло спуг-нуть ро-ди-те-лей, и те нав-сег-да по-ки-ну-ли бы гнез-до, заб-ро-сив на произ-вол судь-бы не-до-си-жен-ные яй-ца.

Биб-лио-те-ка со вре-ме-нем ста-ла на-по-ми-нать Ва-ви-лон для жив-ности: вся-кая пи-чуж-ка или бу-каш-ка на-хо-ди-ли здесь приют и мно-жи-лись с уди-ви-тель-ной ре-ти-востью. Ана-то-лия остав-ля-ла на по-до-кон-ни-ках блюд-ца с са-хар-ной во-дой - для ба-бо-чек и божьих ко-ро-вок, смасте-ри-ла нес-коль-ко кор-му-шек для птиц и вы-са-ди-ла во дво-ре не-боль-шой ого-род - на ра-дость му-равьям. Так она и про-во-ди-ла дни, ше-лестя стра-ни-ца-ми лю-би-мых, пах-ну-щих ко-жа-ным пе-реп-ле-том книг, без-дет-ная и нес-част-ная, ок-ру-жен-ная не-вин-ны-ми соз-да-ния-ми - на ра-бо-те и тер-зае-мая не-на-вистью суп-ру-га - в от-цовс-ком до-ме.

Спустя вре-мя шко-ла шат-ко-вал-ко, но наб-ра-ла на-чаль-ный класс, и в биб-лио-те-ке на-ко-нец поя-ви-лись ма-лень-кие по-се-ти-те-ли. Ана-то-лия об-ру-ши-ла на них всю свою не-раст-ра-чен-ную ма-те-рин-скую лю-бовь. На сто-ле, ря-дом с де-ре-вян-ным лот-ком с чи-та-тельс-ки-ми фор-му-ля-ра-ми, она всег-да дер-жа-ла ва-зоч-ку с су-хоф-рук-та-ми и до-маш-ним пе-ченьем. Ес-ли де-ти про-си-ли по-пить, на-ли-ва-ла им чая или ком-по-та, а по-том разв-ле-ка-ла вы-чи-тан-ны-ми или же при-ду-ман-ны-ми исто-рия-ми. Взрос-лые ред-ко заг-ля-ды-ва-ли в биб-лио-те-ку, не до книг им бы-ло, а вот де-ти - смеш-ные, лю-бо-пыт-ные, гла-застые - мог-ли про-во-дить там ча-сы нап-ро-лет. Они с тро-га-тель-ной осто-рож-ностью бро-ди-ли сре-ди ва-зо-нов и горш-ков с расте-ния-ми, но-ро-вя при-ню-хать-ся к каж-до-му цвет-ку, наб-лю-да-ли за по-ле-том пчел, до-ли-ва-ли в блюд-ца са-хар-ной во-ды, чи-та-ли, де-ла-ли уро-ки, отв-ле-каясь на мно-го-чис-лен-ные воп-ро-сы, ко-то-ры-ми сы-па-ли неп-рестан-но. Ухо-дя, обя-за-тель-но подстав-ля-ли для по-це-луя щеч-ку. Ана-то-лия иск-рен-не ве-ри-ла, что лю-бовь де-тей не что иное, как уте-ше-ние не-бес за ее без-дет-ность.

Пусть хо-тя бы так, - сми-рен-но сог-ла-ша-лась она со своей судь-бой.

Му-чи-тель-ная и тя-же-лая лич-ная жизнь, на про-тя-же-нии во-сем-над-ца-ти дол-гих лет не-ми-нуе-мо ка-тя-щая-ся под от-кос, кон-чи-лась боль-шой тра-ге-дией. Муж, обоз-лен-ный всеоб-щим лас-ко-вым к ней от-но-ше-нием, ре-шил окон-ча-тель-но под-пор-тить ей жизнь и од-наж-ды пот-ре-бо-вал уво-лить-ся с ра-бо-ты. Обыч-но бесс-ло-вес-ная, Ана-то-лия нео-жи-дан-но, да-же для се-бя, от-ве-ти-ла твер-дым от-ка-зом. А ког-да он при-выч-но за-мах-нул-ся на нее, приг-ро-зи-ла по-жа-ло-вать-ся Ова-не-су.

Пусть он те-бя уму-ра-зу-му нау-чит, - вы-па-ли-ла в серд-цах она. - А ес-ли не возь-мешь-ся за ум - раз-ве-дусь с то-бой. За-пом-ни, в моем от-цовс-ком до-ме ты ру-ки на ме-ня боль-ше не под-ни-мешь!

Муж не-хо-ро-шо при-щу-рил-ся, смол-чал. Но, дож-дав-шись, ког-да она уй-дет на ра-бо-ту, уст-роил настоя-щий пог-ром - вы-бил две-ри во всех ком-на-тах, раз-нес то-по-ром ме-бель, не по-ща-дил да-же сун-дук, ко-то-рый Ана-то-лия бе-рег-ла как зе-ни-цу ока - там, бе-реж-но про-ло-жен-ные су-ше-ной ла-ван-дой и мят-ным листом, ле-жа-ли платьи-ца, ту-фель-ки и иг-руш-ки по-кой-ных сестер.

Прив-ле-чен-ная шу-мом Яса-ман по-боя-лась за-хо-дить в дом, от-пра-ви-ла за под-ру-гой в биб-лио-те-ку вну-ка, а са-ма по-бе-жа-ла в дру-гой ко-нец де-рев-ни - за му-жем. Ког-да за-пы-хав-ший-ся Ова-нес доб-рал-ся до места, Ана-то-лия ле-жа-ла без соз-на-ния на по-лу гости-ной, из-би-тая до по-лус-мер-ти, а на глад-кой по-верх-ности оваль-но-го сто-ла зия-ли два глу-бо-ких сле-да от уда-ров то-по-ра - это оз-ве-рев-ший муж, расп-ластав ее на сто-леш-ни-це, от-сек под ко-рень чу-дес-ные ме-до-вые ко-сы и, крик-нув ей в ли-цо с тор-жест-вую-щим зло-рад-ством: «Те-перь ты сдох-нешь без своих во-лос», - скрыл-ся из до-му, заб-рав на-пос-ле-док все ее скуд-ные сбе-ре-же-ния. По-го-ня за ним ни-че-го не да-ла - он умуд-рил-ся уе-хать на поч-то-вом фур-го-не в до-ли-ну, где и сги-нул с кон-ца-ми и ни-ког-да бо-лее не да-вал о се-бе знать.

Яса-ман вы-ха-жи-ва-ла под-ру-гу мо-лит-ва-ми и це-леб-ны-ми настоя-ми. Де-рев-ня, пот-ря-сен-ная слу-чив-шим-ся, за-мер-ла в тре-вож-ном ожи-да-нии - каж-дый пом-нил о прок-ля-тии, ко-то-рое нис-пос-ла-ла на семью Агу-ли-санц Вос-ке и Се-воянц Ка-пи-то-на Та-те-вик.

Но Ана-то-лия, ко всеоб-ще-му об-лег-че-нию, быст-ро пош-ла на поп-рав-ку и ско-ро сно-ва выш-ла на ра-бо-ту. У нее еще дол-го ло-ми-ло те-ло - осо-бен-но к пе-ре-ме-не по-го-ды, и зре-ние пост-ра-да-ло от уда-ра ку-ла-ком по го-ло-ве - приш-лось съез-дить в до-ли-ну, что-бы за-ка-зать се-бе оч-ки, но она не роп-та-ла и выг-ля-де-ла да-же счаст-ли-вой, по-то-му что на-ко-нец-то ос-во-бо-ди-лась от гне-ту-ще-го стра-ха, прес-ле-до-вав-ше-го ее все го-ды бра-ка.

Ста-рик Ми-нас, дож-дав-шись, ког-да она поп-ра-вит-ся, заг-ля-нул к ней до-мой, сму-щен-но крях-тя, из-ви-нял-ся за не-пу-те-во-го по-мощ-ни-ка и пред-ла-гал по-чи-нить ис-пор-чен-ную ме-бель, но Ана-то-лия от-ка-за-лась что-ли-бо восста-нав-ли-вать. Она по-нем-но-гу вы-нес-ла во двор об-лом-ки и сожг-ла их дот-ла, единст-вен-ное, что оста-ви-ла - оваль-ный стол из мо-ре-но-го ду-ба, со сле-да-ми от уда-ров то-по-ра. Ова-нес при-та-щил ей ши-фоньер, Ей-бо-ганц Ва-лин-ка усту-пи-ла кро-вать и тах-ту, а Яку-ли-чанц Маг-та-хи-нэ - боль-шой де-ре-вян-ный ларь. Ми-нас по-ти-хо-неч-ку по-чи-нил меж-ком-нат-ные две-ри и пе-рек-ра-сил до-ща-тые по-лы. От бы-ло-го бо-га-то-го ви-да до-ма не оста-лось и сле-да, но скуд-ная обста-нов-ка не пе-ча-ли-ла Ана-то-лию, она всег-да уме-ла до-вольст-во-вать-ся ма-лым. Нес-ка-зан-но ра-до-ва-лась чу-дом уце-лев-ше-му аль-бо-му с фо-тог-ра-фия-ми - взя-ла его на ра-бо-ту, что-бы от-рестав-ри-ро-вать ко-ре-шок, да так и за-бы-ла на сто-ле, чем и спас-ла его.

До вой-ны, не-ми-нуе-мым мо-ро-ком кру-жив-шей над до-ли-ной, оста-ва-лось пять лет, и все эти го-ды Ана-то-лия про-жи-ла в без-мя-теж-ном, бла-гос-ло-вен-ном по-кое. Дни она про-во-ди-ла в биб-лио-те-ке, ве-че-ра - у се-бя или же у Яса-ман, по вы-ход-ным на-ве-ща-ла род-ных на клад-би-ще - по-са-жен-ная на мо-ги-ле от-ца пла-ку-чая ива раз-рос-лась, раз-ве-си-ла над ка-мен-ны-ми креста-ми свои длин-ные тон-кие вет-ви, ше-лесте-ла се-реб-ристо-зе-ле-ны-ми листья-ми бес-ко-неч-ные мо-лит-вы. Ана-то-лия рас-по-ла-га-лась меж-ду надг-ро-бия-ми, ес-ли поз-во-ля-ла по-го-да, до-позд-на, до ли-ло-во-го за-ка-та. Иног-да за-сы-па-ла, прис-ло-нив-шись вис-ком к прох-лад-но-му хач-ка-ру. Сле-ва ле-жа-ли мать с от-цом, спра-ва - сест-ры и ба-бо Ма-нэ. Ана-то-лия си-де-ла, обх-ва-тив ко-ле-ни ру-ка-ми, и расс-ка-зы-ва-ла им счаст-ли-вые исто-рии: о де-тях, ко-то-рых с каж-дым го-дом, сла-ва Бо-гу, рож-да-лось все боль-ше, о чай-ных ро-зах, что при-ма-ни-ва-ли своим аро-ма-том це-лые рои пчел, о му-равьи-ных тро-пах, тя-нув-ших-ся из-под по-ла кро-хот-ны-ми стеж-ка-ми к биб-лио-теч-но-му по-ро-гу.

Так она и ста-ре-ла - мед-лен-но и неук-лон-но, в ок-ру-же-нии до-ро-гих серд-цу приз-ра-ков, оди-но-кая, но счаст-ли-во уми-рот-во-рен-ная. Яса-ман, ко-то-рую бес-по-кои-ло оди-но-чест-во под-ру-ги, нес-коль-ко раз на-ме-ка-ла, что неп-ло-хо бы ей еще раз вый-ти за-муж, но Ана-то-лия от-ри-ца-тель-но ка-ча-ла го-ло-вой - позд-но, да и не-за-чем. Что я ви-де-ла хо-ро-ше-го от од-но-го му-жа, что-бы ждать хо-ро-шее от вто-ро-го?

Вой-на слу-чи-лась в год, ког-да ей ис-пол-ни-лось со-рок два. Сна-ча-ла из до-ли-ны ста-ли при-хо-дить смут-ные из-вестия о пе-рест-рел-ках на восточ-ных гра-ни-цах, по-том за-бил тре-во-гу Ова-нес, до-тош-но чи-таю-щий га-зе-ты. Су-дя по сроч-ным сооб-ще-ниям о боях, де-ла на гра-ни-цах - восточ-ной, а за-тем и юго-за-пад-ной - шли из рук вон пло-хо. Зи-мой по-дос-пе-ла весть об объяв-лен-ной всеоб-щей мо-би-ли-за-ции. Спустя ме-сяц всех муж-чин Ма-ра-на, спо-соб-ных дер-жать в ру-ках ору-жие, заб-ра-ли на фронт. А по-том вой-на приш-ла в до-ли-ну. Раз-вер-ну-лась ог-ром-ным клы-кастым вер-ту-ном, заг-ре-бая в свой чу-до-вищ-ный во-до-во-рот строе-ния и лю-дей. Склон Ма-ниш-Ка-ра, по ко-то-ро-му змеи-лась единст-вен-ная до-ро-га, ве-ду-щая в Ма-ран, пок-рыл-ся рыт-ви-на-ми - сле-да-ми от ми-но-мет-ных обст-ре-лов. Де-рев-ня на дол-гие го-ды пог-ру-зи-лась в бесп-рос-вет-ную те-мень, го-лод и хо-лод. Бом-беж-ки обор-ва-ли ли-нии элект-ро-пе-ре-дач и вы-би-ли стек-ла в ок-нах. Приш-лось об-тя-ги-вать ра-мы по-лиэ-ти-ле-но-вой плен-кой, по-то-му что неот-ку-да бы-ло достать но-вые стек-ла, да и ка-кой смысл их встав-лять, ес-ли сле-дую-щий обст-рел не-ми-нуе-мо прев-ра-тит их в гру-ду ос-кол-ков? Осо-бен-но бес-по-щад-ны-ми бом-беж-ки ста-но-ви-лись в се-зон се-ва, на-ме-рен-но не да-вая ра-бо-тать в по-ле, а скуд-но-го уро-жая с ого-ро-да хва-та-ло не-на-дол-го. Дров, что-бы про-то-пить пе-чи и хо-тя бы из-ба-вить-ся от му-чи-тель-но-го хо-ло-да, неот-ку-да бы-ло до-быть: лес ки-шел вра-жес-ки-ми ла-зут-чи-ка-ми, не ща-див-ши-ми ни-ко-го - ни жен-щин, ни ста-ри-ков. На растоп-ку приш-лось пус-кать де-ре-вян-ные часто-ко-лы, по-том - чер-дач-ные кры-ши и са-раи, спустя вре-мя ста-ли раз-би-рать ве-ран-ды.

Пер-вая зи-ма вы-да-лась осо-бен-но му-чи-тель-ной, Ана-то-лии приш-лось пе-реб-рать-ся жить на кух-ню, поб-ли-же к пе-чи. В осталь-ных нео-тап-ли-вае-мых ком-на-тах ста-ло не-воз-мож-но на-хо-дить-ся - об-тя-ну-тые плен-кой ок-на не за-щи-ща-ли от сы-рости и хо-ло-да, а сте-ны и по-тол-ки пок-ры-лись толстым слоем инея, ко-то-рый, ес-ли нем-но-го приг-ре-ва-ло, под-таи-вал и сте-кал лу-жи-ца-ми на ме-бель, одея-ла и ков-ры, без-возв-рат-но их пор-тя. Скуд-ные за-па-сы ке-ро-си-на для ламп быст-ро ис-сяк-ли, сле-дом кон-чи-лись све-чи. Шко-ла с наступ-ле-нием хо-ло-дов зак-ры-лась, биб-лио-те-ка то-же пусто-ва-ла. Ана-то-лия наг-ру-зи-ла те-леж-ку кни-га-ми, ко-то-рые воз-на-ме-ри-лась пе-ре-чи-тать за зи-му, а так-же горш-ка-ми и ва-зо-на-ми с расте-ния-ми и при-вез-ла их до-мой, в теп-ло. За-го-ро-ди-ла угол кух-ни, подсте-ли-ла со-ло-мы, пе-ре-се-ли-ла ту-да бе-ре-мен-ную ко-зу - к кон-цу ян-ва-ря та при-нес-ла двух коз-лят. Так и про-ве-ла бес-ко-неч-но дол-гую и хо-лод-ную зи-му - воз-ле пе-чи, в ок-ру-же-нии расте-ний, лю-би-мых книг и мел-ко ме-ме-каю-щих ко-зо-чек. Мыть-ся при-хо-ди-лось частя-ми, в де-ре-вян-ном ко-ры-те - сна-ча-ла го-ло-ва, по-том верх-няя часть ту-ло-ви-ща, по-том ниж-няя. Она мы-лась, стыд-ли-во по-вер-нув-шись к ко-зам спи-ной - стес-ня-лась. Зи-ма вы-да-лась снеж-ной, поэ-то-му хо-дить за во-дой на род-ник на-доб-ности не бы-ло, Ана-то-лия за-чер-пы-ва-ла в вед-ра снег, часть остав-ля-ла на ночь - отстоять-ся, на питье и го-тов-ку, а дру-гую гре-ла на пе-чи и пус-ка-ла на стир-ку и мытье по-су-ды. В чет-верг и пят-ни-цу при-хо-ди-лось вы-но-сить по-мои на ве-ран-ду, что-бы они осты-ли на хо-ло-де, и лишь по-том вы-ли-вать. По ста-рин-но-му, неу-кос-ни-тель-но соб-лю-даю-ще-му-ся ма-ран-ца-ми по-верью го-ря-чую во-ду в чет-верг и пят-ни-цу лить на зем-лю бы-ло нель-зя - что-бы не ош-па-рить ног Христу.

Зим-ние дни бы-ли по-хо-жи друг на дру-га, слов-но проз-рач-ные кам-ни в чет-ках ба-бо Ма-нэ, с ко-то-ры-ми Ана-то-лия не расста-ва-лась ни-ког-да. Ут-ром она вы-би-ра-лась в ку-рят-ник - под-сы-пать зер-на пти-це и заб-рать яй-ца, да-лее кор-ми-ла коз, уби-ра-лась на кух-не и го-то-ви-ла что-ни-будь на ско-рую ру-ку, а по-том чи-та-ла на про-тя-же-нии не-дол-го-го сму-ро-го дня. С наступ-ле-нием кро-меш-ной но-чи дре-ма-ла на тах-те, за-вер-нув-шись в нес-коль-ко одеял, или же просто ле-жа-ла, наб-лю-дая гас-ну-щее све-че-ние уг-лей сквозь не-боль-шое от-верстие в зас-лон-ке дро-вя-ной пе-чи. Под ру-кой всег-да ле-жал аль-бом с фо-тог-ра-фия-ми род-ных, она про-листы-ва-ла его, ути-рая краем ру-ка-ва сле-зы, мол-ча-ла. Расс-ка-зы-вать бы-ло не-че-го, а до-саж-дать им жа-ло-ба-ми не хо-те-лось.

Вес-на наста-ла чуть поз-же, чем обыч-но, толь-ко к се-ре-ди-не мар-та из-му-чен-ный хо-ло-дом и тем-но-той Ма-ран, на-ко-нец, с об-лег-че-нием вы-дох-нул, заск-ри-пел две-ря-ми и ка-лит-ка-ми, рас-пах-нул ок-на, впус-кая в до-ма сол-неч-ный свет. Ра-дость от то-го, что на-ко-нец-то ми-но-ва-ла бесп-рос-вет-ная ле-дя-ная зи-ма, бы-ла так ве-ли-ка, что за-тми-ла страх пе-ред смертью. Ма-ран-цы дав-но уже при-вык-ли к обст-ре-лу, поэ-то-му, не об-ра-щая на не-го вни-ма-ния, за-ня-лись бы-то-вы-ми де-ла-ми, коих ока-за-лось ог-ром-ное ко-ли-чест-во. Ник-то не мог пред-по-ло-жить, что про-ник-шие в ком-на-ты хо-лод и сы-рость в состоя-нии при-чи-нить столь-ко вре-да иму-щест-ву. Нуж-но бы-ло хо-ро-шо про-вет-рить и об-су-шить от-сы-рев-шие за зи-му ком-на-ты, что-бы по-бе-дить вез-де-су-щую пле-сень, умуд-рив-шую-ся про-лезть во все белье-вые сун-ду-ки и ши-фонье-ры. Сте-ны, по-лы и ме-бель приш-лось об-ра-ба-ты-вать раст-во-ром квас-цов и ку-по-ро-са, а стир-ки хва-ти-ло на дол-гий ме-сяц, по-то-му что пе-ре-мы-вать приш-лось все - на-чи-ная от постель-ных при-над-леж-ностей и одеж-ды и за-кан-чи-вая ков-ра-ми и па-ла-са-ми. Ра-бо-ты бы-ло так мно-го, что в биб-лио-те-ку уда-лось выб-рать-ся лишь к кон-цу ап-ре-ля, ког-да нем-но-го поу-тих-ли бом-беж-ки и в шко-ле во-зоб-но-ви-лись за-ня-тия.

Ана-то-лия за-во-зи-лась ще-кой по по-душ-ке, горь-ко вздох-ну-ла, от-го-няя на-бе-жав-шие сле-зы. С то-го дня прош-ло мно-го лет, но вся-кий раз она с боль-шим тру-дом справ-ля-лась с глу-бо-кой ду-шев-ной болью, ког-да вспо-ми-на-ла, в ка-ком бедст-вен-ном состоя-нии заста-ла биб-лио-те-ку. Сы-рость, про-ник-нув сквозь за-тя-ну-тые плен-кой ок-на, доб-ра-лась да-же до са-мых верх-них по-лок, пок-рыв чу-до-вищ-ны-ми пят-на-ми пле-се-ни ко-жа-ные пе-реп-ле-ты и без-возв-рат-но по-жел-тев-шие, ис-ко-ре-жен-ные стра-ни-цы книг. Гос-по-ди, Гос-по-ди, пла-ка-ла Ана-то-лия, од-ну за дру-гой об-хо-дя обстав-лен-ные книж-ны-ми тру-пи-ка-ми пол-ки, что же я на-де-ла-ла, как же я их не убе-рег-ла?

Заг-ля-нув-шая в биб-лио-те-ку ди-рект-ри-са шко-лы об-на-ру-жи-ла ее на по-ро-ге: Ана-то-лия си-де-ла, обхв-а-тив го-ло-ву ру-ка-ми, и, мер-но рас-ка-чи-ваясь, ры-да-ла - по-детс-ки бе-зу-теш-но, взах-леб. Ди-рект-ри-са - по-жи-лая круп-ная жен-щи-на с тя-же-лой мужс-кой че-люстью и мо-гу-чи-ми пле-ча-ми - мол-ча выс-лу-ша-ла ее сбив-чи-вые объяс-не-ния, по-том прош-лась по биб-лио-те-ке, вы-дер-ну-ла нау-гад нес-коль-ко книг, про-листа-ла их, по-ка-ча-ла го-ло-вой. Вер-ну-ла их на место, при-ню-ха-лась к паль-цам, по-мор-щи-лась. Вы-та-щи-ла пла-ток, брез-гли-во утер-ла ру-ки.

Ну и что ты мог-ла сде-лать, Ана-то-лия? Они все рав-но бы по-гиб-ли.

Но как же так? Как же так? Ста-рая биб-лио-те-кар-ша их в го-лод убе-рег-ла, а я не смог-ла в вой-ну убе-речь.

Тог-да ок-на бы-ли це-лы, а те-перь… Кто же мог знать, что так вый-дет!

Ана-то-лия предп-ри-ня-ла тщет-ную по-пыт-ку спасти кни-ги. При-нес-ла мо-ток белье-вой ве-рев-ки, про-тя-ну-ла с де-ся-ток ря-дов по дво-ру. Об-ве-си-ла от края до края кни-га-ми, в на-деж-де на то, что солн-це и ве-тер вы-тя-нут вла-гу, а там, быть мо-жет, по-лу-чит-ся как-ни-будь их от-рестав-ри-ро-вать. Со сто-ро-ны ка-за-лось, буд-то над биб-лио-теч-ным дво-ром взмы-ла стая раз-ноц-вет-ных птиц, взмы-ла - и по-вис-ла в воз-ду-хе, уны-ло опустив свои бес-по-лез-ные крылья. Ана-то-лия хо-ди-ла меж-ду ря-да-ми, во-ро-ши-ла стра-ни-цы. Про-ве-ла ночь в биб-лио-те-ке, на слу-чай дож-дя. На вто-рой день кни-ги по-жух-ли и ста-ли осы-пать-ся стра-ни-ца-ми, слов-но листья по осе-ни. Ана-то-лия соб-ра-ла их, вы-ва-ли-ла за за-бор, за-пер-ла биб-лио-те-ку - и ни-ког-да боль-ше ту-да не возв-ра-ща-лась.

Спустя еще семь тя-же-лых лет вой-на отсту-пи-ла, заб-рав с со-бой мо-ло-дое по-ко-ле-ние. Од-ни по-гиб-ли, дру-гие, что-бы спасти семьи, уе-ха-ли в спо-кой-ные и бла-го-по-луч-ные края. К то-му вре-ме-ни, ког-да Ана-то-лии ис-пол-ни-лось пять-де-сят во-семь, в Ма-ра-не оста-лись толь-ко ста-ри-ки, не по-же-лав-шие по-ки-дать зем-лю, где по-кои-лись их пред-ки. Бу-ду-чи са-мой мо-ло-дой жи-тель-ни-цей де-рев-ни, Ана-то-лия ни-чем внеш-не не от-ли-ча-лась от той же Яса-ман, ко-то-рой в до-че-ри го-ди-лась. Хо-ди-ла, как и осталь-ные ста-руш-ки, в шерстя-ных длин-ных платьях, по-вя-зы-ва-ла пе-ред-ник, уби-ра-ла во-ло-сы под ко-сын-ку, ко-то-рую за-тя-ги-ва-ла при-чуд-ли-вым уз-лом на за-тыл-ке. На глу-хо застег-ну-том во-ро-те но-си-ла неиз-мен-ную ка-мею - единст-вен-ное ук-ра-ше-ние, ко-то-рое оста-лось от ма-те-ри. На-деж-ды на то, что жизнь ког-да-ни-будь из-ме-нит-ся к луч-ше-му, ник-то из ма-ран-цев не ле-леял. Де-рев-ня крот-ко и при-го-во-рен-но до-жи-ва-ла свои пос-лед-ние го-ды, и Ана-то-лия - вместе с ней.

За ок-ном раз-ли-лась юж-ная ночь, во-ди-ла по по-до-кон-ни-ку роб-ки-ми лун-ны-ми лу-ча-ми, расс-ка-зы-ва-ла неж-ным сверч-ко-вым стре-ко-том о сно-ви-де-ниях, что гре-зи-лись ми-ру. Ана-то-лия ле-жа-ла на по-душ-ках, при-жав к гру-ди аль-бом с фо-тог-ра-фия-ми род-ных, - и пла-ка-ла.

Истоки винодельни "MARAN WINERY" уходят в 1828-1830 годы, когда в армянский уезд Вайоц дзор репатриировали из Персии Саркис и Маран - сына и невестку Эйната, князя Хоя. В 1860 г. Арутюн, сын Саркиса, насадил в родном селе Артабуйнк самый прекрасный виноградник села и в честь матери назвал его "Марани айги" - "Сад Маран".

Имя это перешло на весь род - отныне вся семья наша стала называться Мараненц. Виноградник же этот создан на том самом месте, где в 451 году героически пали в борьбе с персами последние армянские воины Аварайрской битвы и где впоследствии возвели часовню и изваяли хачкары. Место это ныне называется Хачкари так - "Под Хачкарами".

Дело Арутюна продолжил его сын - Аваг из рода Маран, человек нелегкой судьбы. Свой последний бой с турками он принял в ущелье реки Арпа весной 1920 года. Чтобы не попасть в плен, Аваг бросился с высокой скалы в реку, и турецкая пуля поразила его, когда он уже был в воде. Но каким-то чудом Аваг выжил.
Нашли его чисто случайно, через три дня, очень далеко от ущелья - возле села Арени. Он жил и трудился до 1938 года и в истории села остался как человек исключительной отваги и скромности. А вздымающаяся над Арпой высокая скала до сих пор называется Аваги кар - "Утес Авага".

В 1931-м году родился младший сын Авага - Фрунзик. Свой виноградник он насадил еще в пятидесятые годы прошлого века в родном Артабуйнке - над селом, на высоте 1600 метров и, видимо, на том же самом месте, где около 900 лет назад находился "Сад Седы".
Неведомо, кем была и когда жила женщина по имени Седа, но в одной из надписей на стене монастыря Цахац кар упоминается о том, что еще в 1251 году некий благодетель составил монастырю дарственную на Сад Седы.

Общество с ограниченной ответственностью "Маран" было основано в 1991-м году. Тогда же из винограда Арени была изготовлена пробная партия вина. Начиная с 1993-го года мы начали продавать его под названием "Нораван". Этикетку разработал архитектор Нарек Саргсян. Благодаря оригинальному оформлению и "крестному отцу" вина Арташесу Эмину вино это сразу обрело свое достойное место на рынке только-только обретшей независимость, холодной и бессветной Армении.
Потом пришел 1996-й год. С нашими французскими партнерами мы начали новую программу.

Сочетание национальных традиций армянского виноделия и французских технологий привело к рождению наших новых вин - одно другого лучше, одно другого удачней.
Начиная с 2002 года, мы кроме виноградного выпускаем также гранатовое вино под названием "Макич Параджанов". Такое название вину мы дали в честь дяди по отцу знаменитого режиссера Сергея Параджанова, винодела и виноторговца.

С 2007 года в продажу поступили боярышниковая, абрикосовая и кизиловая водки под общей торговой маркой "Барк" - так в средневековой Армении назывались плодовые вина. Особенности изготовления водок такого вида мы почерпнули из древних рукописей Матенадарана.
Мы участвовали во многих выставках, удостаивались золотых и серебряных медалей. Вышли за пределы Армении и завоевали сердца многих, поэтому вовсе не случайно, что сегодня наша продукция занимает особое место в ряду армянских вин и экспортируется в Россию и Францию.

Наш виноградник основан в 2000-2001 годах в вайоц-дзорском селе Ахавнадзор. Кстати, именно здесь находится большая часть виноградников Вайоц дзора - около 500 га. Внизу они почти упираются в реку, а наверху - тонут в облаках.
Ахавнадзорские виноградари утверждают, что они самые древние в мире армяне и что село их существует еще со времен патриарха Ноя. Якобы после Великого потопа, когда Араратская равнина была еще покрыта водой, Ной вновь выпустил голубя, и птица принесла виноградный черенок именно из их ущелья. Отсюда и появилось название села - Ахавнадзор, то есть Голубиное ущелье.

Армине - исполнительный директор "Марана". Корнями она - из сада Лейлан и крепости Нрбин, что в вайоц-дзорском селе Елпин: здесь родились ее отец Сергей и мать Сирвард - люди такие же славные, как и их село.
В безмерной любви к миру Армине, воистину прелестной девы Наири, кроется секрет нашего вина, - вина, каждая капля которого проникнута ее неустанной заботой, напоена ее добротой и лаской.

Заведует нашими погребами "кравчий" Деро. Елпинец. Благороден, как и наше вино, а может, само вино впитало его благородство. И каждый Божий день мир становится лучше и добрее, ибо каждая наша бутылка, пустившаяся в путь на далекие рынки, несет с собой детскую чистоту и кристальную ясность души Деро.

Будущее "Марана" это сыновья Авага и Армине - Фрунзик-Ваагн и Тигран" вместе с первым нашим урожаем. Ибо и сами они потомки лозы и крещены в Нораванке.

Вина и плодовые водки
Мы производим как виноградные, так и плодовые вина. Виноградные - сухое, полусладкое и сладкое - делаются в основном из вайоц-дзорского сорта Черное Арени. Как сухие, так и сладкие продаем после как минимум полуторалетней бочковой выдержки.
В некоторых случаях они хранятся также в бутылках - это уже коллекционное вино. А полусухие и полусладкие реализуем преимущественно на следующий после сбора урожая год.
Из плодовых производим гранатовое и абрикосовое вино. Гранаты из Мартакертского района Арцаха - Карабаха, абрикосы же ехегнадзорские. Гранатовое вино, как и виноградное, представлено во всех вариантах, а абрикосовое - пока только полусладкое.

Это название книги, которое мне настолько понравилось, что для рассказа о ней я не стала придумывать свое. Звучит, как притча, правда? Что же это за яблоки, и где они упали?

Меня история увлекла за собой сразу. Знаете, как важна первая фраза? “Миссис Дэллоуэй сказала, что сама купит цветы”. Отправь она за ними горничную, как сложилась б ы удивительная книга Вирджинии Вулф?

Роман Наринэ Абгарян начинается так: “В пятницу, сразу после полудня, когда солнце, перевалившись через высокий зенит, чинно покатилось к западному краю долины, Севоянц Анатолия легла помирать ”. А происходит это в деревне Маран, которая болтается “словно пустое коромысло на плече” горы Маниш-кар. Где-то в Армении.

Это рассказ о жизни, неведомой большинству из нас. Где всему есть свой срок и свой черед: когда играть свадьбу, когда сея ть табак, собирать шелковицу, отправляться за конским щавелем и готовить целебные снадобья. Здесь живут все вместе, и каждый словно на ладони – “со всеми горестями, обидами, болезнями и редкими, но такими долгожданными радостями ”. Жители Марана верны себе, негласным законам и своим представлениям о мире. Они знают, что петухи отпугивают своим криком смерть, и что есть такие решения и поступки, которые осуждению не подлежат.

За плечами у героев с завораживающими на наш слух именами – Магтахинэ, Сатеник, Ясаман, Ованес – война, страшный голод и землетрясение, уничтожившее половину поселения. Может, потому они такие сильные, те, кто выстояли?

“Землетрясению не удалось согнать меня с места, ей удастся?” – сердито кивал он в сторону треснувшей стены. Валинка иногда спорила с ним, а иногда покорялась – пусть. Раз за столько лет ему не надоело воевать с трещиной, то и ладно. У каждого свой смысл жизни и своя война .

В их мире нет суеты. Здесь умеют работать, и любое дело кажется исполненным особой значимости, будь то вычистить до блеска дом к приезду дорогого гостя или привести в порядок заброшенную библиотеку. Расставить в ней книги по цвету, а не по алфавиту (!), и превратить ее в “Вавилон для живности”, где каждой пичужке и букашке найдется корм и приют.

Попав в этот мир, начинаешь дышать “глубоко и свободно, приноравливаясь к новому для себя ощущению размеренности бытия, которым было пронизано все вокруг – начиная от обступающего макушку Маниш-кара древнего леса, каждое дерево которого, казалось, говорило на своем языке, и заканчивая людьми ”.

В сюжете много неожиданных поворотов, но пересказывать их немилосердно по отношению к потенциальному читателю. Я не хочу лишить вас предвкушения и наслаждения. У романа любопытная структура, он состоит из трех крупных частей: Тому, кто видел, Тому, кто рассказал, и Тому, кто слушал. В конце (и не только) наворачиваются слезы. Оттого, что вселенная проще, чем иной полагае т мудрец, … что приходит всему свой конец. Да простит меня за вольность мой любимый Пастернак! Прочтите! Это не вульгарная мелодрама. Эта книга о достойном и весьма достойно написана.