Сказка крошка цахес краткое содержание. Крошка Цахес по прозванию Циннобер

В маленьком государстве, где правил князь Деметрий, каждому жителю предоставлялась полная свобода в его начинании. А феи и маги выше всего ставят тепло и свободу, так что при Деметрии множество фей из волшебной страны Джиннистан переселилось в благословенное маленькое княжество. Однако после смерти Деметрия его наследник Пафнутий задумал ввести в своём отечестве просвещение. Представления о просвещении были у него самые радикальные: любую магию следует упразднить, феи заняты опасным колдовством, а первейшая забота правителя - разводить картофель, сажать акации, вырубать леса и прививать оспу. Такое просвещение в считанные дни засушило цветущий край, фей выслали в Джиннистан (они не слишком сопротивлялись), и остаться в княжестве удалось только фее Розабельверде, которая уговорила-таки Пафнутия дать ей место канониссы в приюте для благородных девиц.

Эта-то добрая фея, повелительница цветов, увидела однажды на пыльной дороге уснувшую на обочине крестьянку Лизу. Лиза возвращалась из лесу с корзиной хвороста, неся в той же корзине своего уродца сына по прозвищу крошка Цахес. У карлика отвратительная старческая мордочка, ножки-прутики и паучьи ручки. Пожалев злобного уродца, фея долго расчёсывала его спутанные волосы... и, загадочно улыбаясь, исчезла. Стоило Лизе проснуться и снова тронуться в путь, ей встретился местный пастор. Он отчего-то пленился уродливым малюткой и, повторяя, что мальчик чудо как хорош собою, решил взять его на воспитание. Лиза и рада была избавиться от обузы, не понимая толком, чем её уродец стал глянуться людям.

Тем временем в Керепесском университете учится молодой поэт Бальтазар, меланхоличный студент, влюблённый в дочь своего профессора Моша Терпина - весёлую и прелестную Кандиду. Мош Терпин одержим древнегерманским духом, как он его понимает: тяжеловесность в сочетании с пошлостью, ещё более невыносимой, чем мистический романтизм Бальтазара. Бальтазар ударяется во все романтические чудачества, столь свойственные поэтам: вздыхает, бродит в одиночестве, избегает студенческих пирушек; Кандида же - воплощённая жизнь и весёлость, и ей, с её юным кокетством и здоровым аппетитом, весьма приятен и забавен студент-воздыхатель.

Между тем в трогательный университетский заповедник, где типичные бурши, типичные просветители, типичные романтики и типичные патриоты олицетворяют болезни германского духа, вторгается новое лицо: крошка Цахес, наделённый волшебным даром привлекать к себе людей. Затесавшись в дом Моша Терпина, он совершенно очаровывает и его, и Кандиду. Теперь его зовут Циннобер. Стоит кому-то в его присутствии прочесть стихи или остроумно выразиться - все присутствующие убеждены, что это заслуга Циннобера; стоит ему мерзко замяукать или споткнуться - виновен непременно оказывается кто-то из других гостей. Все восхищаются изяществом и ловкостью Циннобера, и лишь два студента - Бальтазар и его друг Фабиан - видят все уродство и злобу карлика. Меж тем ему удаётся занять место экспедитора в министерстве иностранных дел, а там и тайного советника по особым делам - и все это обманом, ибо Циннобер умудрялся присваивать себе заслуги достойнейших.

Случилось так, что в своей хрустальной карете с фазаном на козлах и золотым жуком на запятках Керпес посетил доктор Проспер Альпанус - маг, странствующий инкогнито. Бальтазар сразу признал в нем мага, Фабиан же, испорченный просвещением, поначалу сомневался; однако Альпанус доказал своё могущество, показав друзьям Циннобера в магическом зеркале. Выяснилось, что карлик - не волшебник и не гном, а обычный уродец, которому помогает некая тайная сила. Эту тайную силу Альпанус обнаружил без труда, и фея Розабельверде поспешила нанести ему визит. Маг сообщил фее, что составил гороскоп на карлика и что Цахес-Циннобер может в ближайшее время погубить не только Бальтазара и Кандиду, но и все княжество, где он сделался своим человеком при дворе. Фея принуждена согласиться и отказать Цахесу в своём покровительстве - тем более что волшебный гребень, которым она расчёсывала его кудри, Альпанус хитро разбил.

В том-то и дело, что после этих расчесываний в голове у карлика появлялись три огнистых волоска. Они наделяли его колдовской силой: все чужие заслуги приписывались ему, все его пороки - другим, и лишь немногие видели правду. Волоски надлежало вырвать и немедленно сжечь - и Бальтазар с друзьями успел сделать это, когда Мош Терпин уже устраивал помолвку Циннобера с Кандидой. Гром грянул; все увидели карлика таким, каков он был. Им играли, как мячом, его пинали ногами, его вышвырнули из дома, - в дикой злобе и ужасе бежал он в свой роскошный дворец, который подарил ему князь, но смятение в народе росло неостановимо. Все прослышали о превращении министра. Несчастный карлик умер, застряв в кувшине, где пытался спрятаться, и в виде последнего благодеяния фея вернула ему после смерти облик красавчика. Не забыла она и мать несчастного, старую крестьянку Лизу: на огороде у Лизы вырос такой чудный и сладкий лук, что её сделали личной поставщицей просвещённого двора.

А Бальтазар с Кандидой зажили счастливо, как и надлежит жить поэту с красавицей, которых при самом начале жизни благословил маг Проспер Альпанус.

Пересказал

Гофман, как никто другой, демонстрирует своим творчеством многогранность возможностей романтизма. И он же, подобно Клейсту, пересматривает основные идеи романтизма и поднимается над ними, приоткрывая новые горизонты. Знаменитая сказка Гофмана «Крошка Цахес», очень нравившаяся мне, подтверждает это в еще большей мере. На этот раз действие происходит не во всем известном немецком городе, а в некотором царстве, некотором государстве, названном Гофманом Керепес. Мир, изображенный в этой сказке, тоже находится во власти разных сил, но все тут не так просто. Добрые силы олицетворены в образах феи Розабельверде и доктора Проспера Альпануса, отчасти конкурирующих, отчасти поддерживающих друг друга. Она — воплощение доброго сердца, он — доброго разума.

Злых же волшебников нет вовсе, потому что зло тут никакое не волшебное, а самое что ни на есть земное: мещанская ограниченность, тупая рассудочность, полицейско-бюрократическое рвение, фетишизация золота. Впрочем, если волшебники совершают ошибки, они могут усугубить зло, люди же могут быть добрыми и прекрасными без всяких волшебников. Так что одного только противопоставления добра и зла недостаточно, чтобы разобраться в противоречиях, изображенных в этой сказке. Ирония Гофмана по своей романтической природе вообще не допускает однозначных суждений. Едва только возникает предположение, что ответ на вопрос найден, как возникает другой ответ, а за ним третий и т. д.

Можно видеть, что соотношение сил добра и зла в этой сказке несколько иное, чем в сказке «Золотой горшок». Там князь духов Саламандр открыто демонстрировал превосходство над злой ведьмой. Здесь же тупой и бездушный князь Пафнутий берет на время верх над добрыми волшебниками, и фее Розабельверде приходится скрываться под другим именем и тайком вершить свои дела, которые к тому же, будучи по замыслу добрыми, оборачиваются явным злом, так что их последствия приходится потом исправлять Просперу Альпанусу. В царстве Пафнутия процветает псевдоученый Моше Терпин, который «заключил всю природу в маленький изящный компендиум, так что всегда мог им пользоваться и на всякий вопрос извлечь ответ, как из выдвижного ящика»; он исследовал птиц и животных в вареном виде, а жидкость — в винном погребе. В этом карликовом государстве благоденствуют ничтожные лакеи и чиновники, мнящие себя высокими персонами, и голодают бедняки.

Крошка Цахес — жалкий уродец, родившийся у нищей, и без того обиженной судьбой крестьянки. Фея Розабельверде пожалела несчастную женщину и решила помочь ее мальчику, воткнув в его темя три золотых волоска. Они-то и послужили причиной многих бедствий, которые, однако, не случились бы, не будь для этого в государстве Пафнутия подготовленной почвы.

Жалкий двухлетний уродец со старческими чертами лица, не умеющий ни ходить, ни говорить, похожий на раздвоенную редьку, «настоящий альраун» (альраун — корень растения мандрагоры, своей формой напоминающий человечка; с ним связано много легенд и поверий, а Компендиум — сокращенное изложение основ какой-либо науки), вдруг стал привлекать всеобщее, все возрастающее восхищенное внимание. Священник, умиленный этим, как ему показалось, прелестным ребенком, усыновляет его. Когда Цахес становится студентом, всем он кажется статным, красивым, талантливым, хотя ни внешность его, ни ум не стали лучше.

Во время чаепития у профессора Моше Терпина пронзительное мяукание Цахеса (его теперь уже называют господином Циннобером) приписывают поэту Бальтазару, влюбленному в дочь профессора Кандиду, зато стихи Бальтазара о любви соловья к алой розе, посвященные Кандиде, приписывают Крошке Цахесу и дружно восхваляют его. Ему же аплодируют и за виртуозную игру прославленного скрипача Винченцо Скьокка. Ему же ставят отличные оценки за ответы Пульхера во время конкурсных испытаний на должность в министерстве иностранных дел, а Пульхеру сообщают, что он провалился. Цахеса назначают на высокую должность, награждают орденской лентой за доклад, подготовленный чиновником министерства Адрианом.

Словом, кто бы ни сделал что-либо талантливое или просто удачное, за все это благодарят и награждают уродца Цахеса, а все низменное, что исходит от Цахеса, приписывается другим, неповинным в этом людям. Причем Цахес не проявляет никакой инициативы — сам он ни на что такое не способен, его сила — заемная, вернее даже — он просто знак, символ некоей анонимной силы: все происходит помимо его личных усилий. Перед нами иносказательное изображение так называемого отчуждения, характерного для буржуазного общества, где труд является предметом купли и продажи. Это социальная сатира на общество, в котором смещены все представления о ценностях. Человеку, неспособному ни на что доброе, совершенно ничтожной личности, присваивающему себе плоды труда и таланта других, все выказывают уважение и восхищение. Ему приписывают разнообразные достоинства, которых у него отродясь не бывало, а его пороков, как бы они чудовищны ни были, никто не замечает. И все это делают деньги, золото, в сказке те самые три золотых волоска, которыми фея из сердобольности наградила уродца Цахеса.

Подобного не было в новелле «Золотой горшок»: там князь духов делал добрые дела, а ведьма — злые. Здесь же добрая фея, пожалев бедную крестьянку, породила своим поступком последствия, которые она не смогла ни предвидеть, ни остановить. Гофман, собственно, — подобно Клейсту — изобразил стихию, но не стихию нарастающей страсти, а стихию нарастающего ослепления людей, которые стали принимать белое за черное, а черное за белое, т. е. нарастающую утрату верных ценностных мерил. Наступает темный, губительный хаос, корни которого — в золотом мираже, распространяющемся, по мысли Гофм’ана, с изгнанием поэзии и насаждением полицейски-чиновничьего порядка, омертвляющего все живое.

На какое-то мгновение Крошка Цахес оказывает влияние даже на поэта Бальтазара, что вряд ли было бы возможно у кого-нибудь другого из романтиков. Нетрадиционно для романтизма и то, что трезво мыслящий друг Бальтазара Фабиан дольше других сопротивляется этому злому влиянию. Правда, потом он так же упорно не хочет верить в силу добрых чудес, за что волшебник Проспер Альпанус наказывает его волшебным же способом: что бы ни надел на себя Фабиан, одежда эта тут же съеживается и укорачивается, и он попадает в странную зависимость от самых простых вещей, которые должны были бы просто служить ему. Но не всегда вещи подвластны человеку — в сказке они могут взбунтоваться и даже управлять им. В каждом из молодых людей, труд или искусство которых непонятным образом присваивается Цахесом, первоначальное ослепление сменяется прозрением. Распространению общего безумия постепенно начинает противостоять развитие обратного процесса. Растет число врагов господина Циннобера, настолько хорошо вписавшегося во введенную Пафнутием систему, что это уже угрожает самой системе. Примечательно, что среди врагов Цахеса не только люди искусства — поэт Бальтазар и скрипач Винцент Скьокка, — но и чиновники Пульхер и Адриан, вроде бы «не музыканты». Они хватают маленькое чудовище, Бальтазар вырывает из его темени три золотых волоска, бросает их в огонь — и наваждение сразу же исчезает.

Все теперь видят Крошку Цахеса в его настоящем облике, «в народе разнеслась молва, что это уморительное чудовище…- и впрямь Крошка Цахес,.. возвеличившийся всяческим бесчестным обманом и ложью». Вспыхивает настоящее восстание. «Долой эту маленькую бестию! Долой! Повыколотить его из министерского камзола! Засадить его в клетку! Показывать его за деньги на ярмарках!.. Наверх!» — И народ стал ломиться в дом… Двери были выломаны, и народ с диким хохотом затопал по лестницам». Спасаясь от возмущенной толпы, несчастный уродец бесславно тонет в ночном горшке, а в стране Керепес устраиваются прекраснейшие, очень похожие на театральные, чудеса — на этот раз в честь свадьбы Кандиды и Бальтазара. Их устраивает Проспер Альпанус, который, как уверял отец невесты, «был не кто иной, как продувной молодчик — оперный декоратор и фейерверкер князя».

Краткий пересказ сказки Гофмана «Крошка Цахес»

Другие сочинения по теме:

1. Э. Гофман — выдающийся прозаик немецкого романтизма. Его остроумные, химерические по смыслу новеллы и сказки, удивительные перипетии в судьбах его...
2. Немецкий писатель-романтик, перу которого принадлежит такой шедевр, как символико-романтическая сказка-новелла «Крошка Цахес по прозванию Циннобер» (1819). Основной конфликт произведения —...
3. Архивариус Линдгорст — хранитель древних таинственных манускриптов, содержащих, по-видимому, мистические смыслы, кроме того он еще занимается таинственными химическими опытами и...
4. Ход урока. I. Мотивация учебной деятельности. Учитель (зачитав эпиграф урока). Эти слова принадлежат Эрнсту Теодору Амадею Гофману Современники вспоминали его...
5. Гофман служил чиновником. Профессиональный музыкант и композитор. Написал оперу «Ундина» и сам ее поставил. К литературному творчеству приступил поздно. После...
6. В маленьком государстве, где правил князь Деметрий, каждому жителю предоставлялась полная свобода в его начинании. А феи и маги выше...
7. В произведении Э. Гофмана «Крошка Цахес по прозванию Циннобер» рассказывается о событиях, которые произошли в маленьком государстве князя Диметрия. По...
8. Сказка Гофмана «Малыш Цахес» — чрезвычайно яркое сатирическое произведение, в котором автор развивает известный фольклорный мотив о чудодейственном волосе. Добрая...
9. Большие люди — это содержание книги человечества. Ф. Геббель Большие люди редко появляются в одиночестве. В. Гюго. Ход урока. I....
10. Дисгармония мира находит в творчестве Гофмана свое отображение: во всех его произведениях переплетаются, сталкиваются разнообразнейший контрастные образы. Одно из любимых...
11. Творчество Гофмана считают новаторской в романтической литературе Германии. Тем не менее, ярко прослеживается его рост от писателя-романтика к писателю-сатирику. Именно...
12. Дисгармония мира находит в творчестве Гофмана свое отображение: во всех его произведениях переплетаются, сталкиваются разнообразнейшие контрастные образы. Одно из любимых...
13. Абсурдность общего государственного устройства и его политики целиком поддерживается и официальной наукой, в гротескном образе которой Гофман пародирует псевдореформы в...
14. Образ Цахеса, как думают исследователи творчества Гофмана, мог быть навеянный писателю рисунками Жака Калло, в коллекции которого была целая серия...

Не печалилось ли ваше сердце при виде того, как человек недостойный и ничтожный был окружен почестями, одарен всевозможными благами и глядел вокруг с чванливым высокомерием? Такая же печаль одолевала великого романтика Эрнеста Теодора Амадея Гофмана, обратившего как оружие свое умное и точное перо против глупости, тщеславия, несправедливости, которых так много в нашем мире.

Гений немецкого романтизма

Гофман был поистине универсальной личностью в культуре - писатель, мыслитель, художник, композитор и юрист. Прожив короткую жизнь (всего 46 лет), он сумел создать произведения, которые стали событием не только в общемировом искусстве, но и в личном культурном пространстве каждого человека, прикоснувшегося к творчеству этого гения.

Многие из созданных Гофманом образов стали нарицательными. К их числу принадлежит и герой сказочной новеллы «Крошка Цахес, по прозванию Циннобер». Здесь автор проявил такое замечательное остроумие, глубину воображения и силу художественного обобщения, что сама сказка и образы, в ней воссозданные, выглядят чрезвычайно актуальными и сегодня. То в политике, то в искусстве, то в средствах массовой информации нет-нет да мелькнет этот зловещий карлик - Крошка Цахес.

С картины знойного дня и горестных сетований уставшей крестьянки начинается повествование. Мы узнаем о том, что богатство, несмотря на тяжелый труд, никак не идет в руки этой нищенствующей семьи. Вдобавок еще в ней родился редкостный уродец, тельце которого автор весьма выразительно сравнивает то с раздвоенной редькой, то с насаженным на вилку яблоком, на котором нарисовали нелепую рожицу, то с диковинным обрубком корявого дерева. Прошло два с половиной года с той поры, как родился крошка Цахес, но никто не видел в нем каких бы то ни было человеческих проявлений. Он все еще не умел ходить и говорить, а издавал лишь какие-то мяукающие звуки. И надо же было такому случиться, что в ту пору мимо проходила настоящая фея, которой, правда, приходилось маскироваться под канониссу (привилегированную монахиню) приюта для благородных девиц, поскольку феи в том княжестве были под величайшим запретом.

Фея Розабельверде прониклась острым состраданием к жалкому семейству и наградила крошечного уродца необычайной волшебной силой, которая не замедлила проявиться прежде, чем крестьянка вернулась домой. Пастор, мимо дома которого она проходила, остановил женщину и, забыв про своего прелестного трехлетнего сынка, вдруг стал любоваться чудовищным карликом, вцепившимся в материнскую юбку. Святой отец ужасно удивился тому, что мать не может оценить дивную красоту прекрасного ребенка, и попросил забрать малыша к себе.

Замечание о душевных качествах

Следующая встреча читателя с тем, кого зовут крошка Цахес, состоялась много лет спустя, когда тот вырос и стал студентом. Первыми, кто встретил в лесу по дороге в Керепес злобного карлика, были благородные молодые люди - Фабио и Бальтазар. И если первый имел насмешливый и острый ум, то второй отличался вдумчивостью и романтическими устремлениями. Вид и манеры уродливого незнакомца, самым жалким образом выкатившегося из седла под ноги юношам, вызвали у Фабио раскаты хохота, а у Бальтазара - сочувствие и жалость. Бальтазар был поэтом, чье вдохновение подкреплялось пылкой влюбленностью в Кандиду, хорошенькую дочку профессора, у которого юноша слушал курс лекций по естествознанию.

Колдовская сила

Появление мерзкого карлика вызвало в городе совсем не ту реакцию, которой ожидал Фабиан, предвкушающий всеобщую потеху. Вдруг почему-то все жители заговорили о неказистом уродце как о статном и красивом юноше, обладающем многими достоинствами. Еще больше город сошел с ума, называя маленького монстра «изящным, пригожим и искуснейшим молодым человеком», когда крошка Цахес побывал на литературном чаепитии профессора Моша Терпина, в дочку которого был влюблен Бальтазар. Здесь юноша прочел свою восхитительную и утонченную поэму о любви соловья к розе, в которой выразил жар собственного чувства. То, что случилось после этого, было просто фантастикой!

Покоренные поэмой, слушатели наперебой стали нахваливать… крошку Цахеса, обращаясь к нему уважительно «господин Циннобер». Выяснилось, что он не просто «толковый и искуснейший», но «дивный, божественный». Затем профессор Мош Терпин показывал удивительные опыты, но славу снискал не он, а все тот же крошка Цахес. Это он в силу необъяснимой колдовской ауры в присутствии талантливых и разумных людей мгновенно именовался совершенством. Сыграет ли концерт даровитый музыкант - восхищенные взоры направляются в сторону Цахеса, споет ли великолепным сопрано великая артистка - и слышится восторженный шепот, что во всем мире не сыскать такой певицы, как Циннобер. И вот уже синеглазая Кандида без памяти влюблена в крошку Цахеса. Он делает сногсшибательную карьеру, становясь сначала тайным советником, а потом и министром княжества. Проникся большой важностью и стал требовательным к почестям, как его иронично характеризует Гофман, крошка Цахес.

Все, что при нем кто-нибудь сделает или скажет что-нибудь замечательное, тотчас приписывается Цахесу. И наоборот, все мерзейшие и нелепые выходки урода (когда тот сипит, квакает, паясничает и несет околесицу) в глазах общества вменяются настоящему творцу. То есть происходит некая дьявольская подмена, ввергающая в отчаяние тех, кто заслужил успех, но обречен на позор из-за проклятого урода. Адской силой, похищающей надежды, называет Бальтазар колдовской дар злого карлика.

Но должно же быть против этого безумия какое-то средство! Колдовству можно противостоять, если «с твердостью ему воспротивиться», где есть мужество, там победа неизбежна. К этому выводу приходят положительные - Бальтазар, Фабиан и молодой референдарий, метивший на пост министра иностранных дел Пульхер (заслуги и должность которого похитил Цахес). Друзья узнают об удивительном обстоятельстве: каждые девять дней фея прилетает в сад к Цахесу, чтобы расчесать его локоны и обновить волшебную силу. И тогда они начинают искать способы совладать с чарами.

Зло можно победить

После этого в сказке появляется еще один персонаж - волшебник Проспер Альпанус. Изучив книги про гномов и альраунов, он приходит к выводу, что крошка Цахес - обыкновенный человек, наделенный не по заслугам чудесным даром. В магической схватке Альпануса и Розабельверде более могущественный маг лишает фею возможности помогать своему подопечному: гребень, которым та расчесывала волосы маленького чудовища, разбился. А Бальтазару волшебник поведал о том, что тайна Циннобера заключается в трех огнистых волосках у того на темени. Их надо вырвать и тотчас сжечь, тогда все увидят Цахеса таким, какой он на самом деле.

С философской точки зрения, коллизия сюжета заключается в том, что в силу непонятного стихийного вмешательства несправедливость торжествует, а правда терпит поражение. Благодаря поддержке большинства, зло становится легитимным и начинает править действительностью. И тогда нужен волевой импульс, сопротивление массовому гипнозу, чтобы изменить положение. Как только это происходит в умах и деяниях некоторых, пусть и малой части, людей, действующих сообща, ситуация меняется.

Юноша успешно справляется со своей миссией: убеждаются в истинном положении дел люди, тонет в ночном горшке с собственными нечистотами крошка Цахес. Герои оправданы, Кандида признается, что всегда любила Бальтазара, молодые женятся, получив в наследство волшебный сад и домик Альпануса.

Фантастика - это обратная сторона реальности

Будучи апологетом идей йенских романтиков, Гофман был убежден в том, что искусство - это единственный источник преображения жизни. В повествовании задействованы только сильные эмоции - смех и страх, поклонение и отвращение, отчаяние и надежда. В сказке о крошке Цахесе, как и в других своих произведениях, писатель создает наполовину реальный, наполовину мифический мир, в котором, по словам русского фантастический образ существует не где-то за пределами реальности, является другой стороной нашей действительности. Гофман использует мотив волшебства с тем, чтобы ярче и яснее продемонстрировать, какова реальность. А чтобы сбросить с себя ее оковы, он прибегает к острой и тонкой иронии.

Художественные приемы

В ткань повествования изящно вплетаются и своеобразно обыгрываются всем известные фольклорные мотивы, означающие чародейство. Волшебные волоски, которыми снабдила своего питомца фея, набалдашник волшебной трости, источающий лучи, в которых вся фальшь оборачивается тем, что не кажется, а есть на деле, золотой гребень, способный обращать безобразное в прекрасное. Использует Гофман и известную сказочную тему одежды, наполняя ее злободневным не только для его современников, но и для нас с вами содержанием. Вспомним рукава и фалды Фабианова сюртука, длина которых немедленно становилась причиной для того, чтобы навесить на его обладателя злые и глупые ярлыки.

Ирония Гофмана

Писатель смеется над нелепыми новациями в чиновничьих аппаратах. Сатирический образ чиновничьего мундира с алмазными пуговицами, число коих обозначает степень заслуг перед отечеством (у обычных людей их было по две или три, у Циннобера аж целых двадцать), автор тоже обыгрывает с изысканным художественным смыслом. Если на обыкновенной человеческой фигуре и так прекрасно удерживалась почетная министерская лента, то на торсе Цахеса - коротком обрубке «с паучьими ножками» - она могла удержаться только посредством двух десятков пуговиц. Но ведь «достопочтенный господин Циннобер» был, конечно, достоин такой высокой почести.

Наконец, блестящей видится констатация итога бесчестной жизни уродливого самозванца: умер от боязни умереть - такой диагноз ставит доктор, осмотрев тело покойного.

Нам есть о чем задуматься

Гофман остроумно являет нам портрет общества, зеркалом которого и стал злополучный крошка Цахес. Анализ проблемы приводит нас к выводу о том, что обезуметь подобным образом можно очень легко и безнадежно. Если ты сам готов подменять истину ложью из корыстных побуждений, если и тебе не чужда склонность приписывать себе чужие заслуги, если, наконец, тобой движут в жизни не смелые и свободные идеи, а узколобый конформизм, рано или поздно ты возведешь на пьедестал крошку Цахеса по прозванию Циннобер.

Маленький оборотень. - Великая опасность, грозившая пасторскому носу. - Как князь Пафнутий насаждал в своей стране просвещение, а фея Розабельверде попала в приют для благородных девиц.

Недалеко от приветливой деревушки, у самой дороги, на раскаленной солнечным зноем земле лежала бедная, оборванная крестьянка. Мучимая голодом, томимая жаждой, совсем изнемогшая, несчастная упала под тяжестью корзины, набитой доверху хворостом, который она с трудом насобирала в лесу, и так как она едва могла перевести дух, то и вздумалось ей, что пришла смерть и настал конец ее неутешному горю. Все же вскоре она собралась с силами, распустила веревки, которыми была привязана к ее спине корзина, и медленно перетащилась на случившуюся вблизи лужайку. Тут принялась она громко сетовать.

Неужто, - жаловалась она, - неужто только я да бедняга муж мой должны сносить все беды и напасти? Разве не одни мы во всей деревне живем в непрестанной нищете, хотя и трудимся до седьмого пота, а добываем едва-едва, чтоб утолить голод? Года три назад, когда муж, перекапывая сад, нашел в земле золотые монеты, мы и впрямь возомнили, что наконец-то счастье завернуло к нам и пойдут беспечальные дни. А что вышло? Деньги украли воры, дом и овин сгорели дотла, хлеба в поле градом побило, и - дабы мера нашего горя была исполнена - бог наказал нас этим маленьким оборотнем, что родила я на стыд и посмешище всей деревне. Ко дню святого Лаврентия малому минуло два с половиной года, а он все еще не владеет своими паучьими ножонками и, вместо того чтоб говорить, только мурлыкает и мяучит, словно кошка. А жрет окаянный уродец словно восьмилетний здоровяк, да только все это ему впрок нейдет. Боже, смилостивись ты над ним и над нами! Неужто принуждены мы кормить и растить мальчонку себе на муку и нужду еще горшую; день ото дня малыш будет есть и пить все больше, а работать вовек не станет. Нет, нет, снести этого не в силах ни один человек! Ах, когда б мне только умереть! - И тут несчастная принялась плакать и стенать до тех пор, пока горе не одолело ее совсем и она, обессилев, заснула.

Бедная женщина по справедливости могла плакаться на мерзкого уродца, которого родила два с половиной года назад. То, что с первого взгляда можно было вполне принять за диковинный обрубок корявого дерева, на самом деле был уродливый, не выше двух пядей ростом, ребенок, лежавший поперек корзины, - теперь он выполз из нее и с ворчанием копошился в траве. Голова глубоко ушла в плечи, на месте спины торчал нарост, похожий на тыкву, а сразу от груди шли ножки, тонкие, как прутья орешника, так что весь он напоминал раздвоенную редьку. Незоркий глаз не различил бы лица, но, вглядевшись попристальнее, можно было приметить длинный острый нос, выдававшийся из-под черных спутанных волос, да маленькие черные искрящиеся глазенки, - что вместе с морщинистыми, совсем старческими чертами лица, казалось, обличало маленького альрауна.

И вот когда, как сказано, измученная горем женщина погрузилась в глубокий сон, а сынок ее привалился к ней, случилось, что фрейлейн фон Розеншен - канонисса близлежащего приюта для благородных девиц - возвращалась той дорогой с прогулки. Она остановилась, и представившееся ей бедственное зрелище весьма ее тронуло, ибо она от природы была добра и сострадательна.

Праведное небо, - воскликнула она, - сколько нужды и горя на этом свете! Бедная, несчастная женщина! Я знаю, она чуть жива, ибо работает свыше сил; голод и забота подкосили ее. Теперь только почувствовала я свою нищету и бессилие! Ах, когда б могла я помочь так, как хотела! Однако все, что у меня осталось, те немногие дары, которые враждебный рок не смог ни похитить, ни разрушить, все, что еще подвластно мне, я хочу твердо и не ложно употребить на то, чтоб отвратить беду. Деньги, будь они у меня, тебе, бедняжка, не помогли бы, а быть может, еще ухудшили бы твою участь. Тебе и твоему мужу, вам обоим, богатство не суждено, а кому оно не суждено, у того золото уплывает из кармана он и сам не знает как. Оно причиняет ему только новые горести, и, чем больше перепадает ему, тем беднее он становится. Но я знаю - больше, чем всякая нужда, больше, чем всяческая бедность, гложет твое сердце, что ты родила это крошечное чудовище, которое, словно тяжкое зловещее ярмо, принуждена нести всю жизнь. Высоким, красивым, сильным, разумным этот мальчик никогда не станет, по, быть может, ему удастся помочь иным образом.

Тут фрейлейн опустилась на траву и взяла малыша на колени. Злой уродец барахтался и упирался, ворчал и норовил укусить фрейлейн за палец, но она сказала:

Успокойся, успокойся, майский жучок! - и стала тихо и нежно гладить его по голове, проводя ладонью ото лба к затылку. И мало-помалу всклокоченные волосы малыша разгладились, разделились пробором, плотными прядями легли вокруг лба, мягкими локонами упали на торчащие торчком плечи и тыквообразную спину. Малыш становился все спокойнее и наконец крепко уснул. Тогда фрейлейн Розеншен осторожно положила его на траву рядом с матерью, опрыскала ее душистым спиртом из нюхательного флакона и поспешно удалилась.

Пробудившись вскоре, женщина почувствовала, что чудесным образом окрепла и посвежела. Ей казалось, будто она плотно пообедала и пропустила добрый глоток вина.

Эге, - воскликнула она, - сколько отрады и бодрости принес мне короткий сон. Однако солнце на закате - пора домой! - Тут она собралась взвалить на плечи корзину, но, заглянув в нее, хватилась малыша, который в тот же миг поднялся из травы и жалобно захныкал. Посмотрев на него, мать всплеснула руками от изумления и воскликнула:

Цахес, крошка Цахес, да кто же это так красиво расчесал тебе волосы? Цахес, крошка Цахес, как пошли бы тебе эти локоны, когда б ты не был таким мерзким уродом! Ну, поди сюда, поди, - лезь в корзину. - Она хотела схватить его и положить на хворост, но крошка Цахес стал отбрыкиваться и весьма внятно промяукал:

Мне неохота!

Цахес, крошка Цахес! - не помня себя закричала женщина. - Да кто же это научил тебя говорить? Ну, коли ты так хорошо причесан, так славно говоришь, то уж, верно, можешь и бегать? - Она взвалила на спину корзину, крошка Цахес вцепился в ее передник, и так они пошли в деревню.

Им надо было пройти мимо пасторского дома, и случилось так, что пастор стоял в дверях со своим младшим сыном, пригожим, золотокудрым трехлетним мальчуганом. Завидев женщину, тащившуюся с тяжелой корзиной, и крошку Цахеса, повисшего на ее переднике, пастор встретил ее восклицанием:

Добрый вечер, фрау Лиза! Как поживаете? Уж больно тяжелая у вас ноша, вы ведь едва идете. Присядьте и отдохните на этой вот скамейке, я скажу служанке, чтобы вам подали напиться!

Фрау Лиза не заставила себя упрашивать, опустила корзину наземь и едва раскрыла рот, чтобы пожаловаться почтенному господину на свое горе, как от резкого ее движения крошка Цахес потерял равновесие и упал пастору под ноги. Тот поспешно наклонился, поднял малыша и сказал:

Ба, фрау Лиза, фрау Лиза, да какой у вас премиленький пригожий мальчик. Поистине это благословение божие, кому ниспослан столь дивный, прекрасный ребенок! - И, взяв малыша на руки, стал ласкать его, казалось, вовсе не замечая, что злонравный карлик прегадко ворчит и мяукает и даже ловчится укусить достопочтенного господина за нос. Но фрау Лиза, совершенно озадаченная, стояла перед священником, таращила на него застывшие от изумления глаза и не знала, что и подумать.

Ах, дорогой господин пастор, - наконец завела она плаксивым голосом, - вам, служителю бога, грех насмехаться над бедной, злосчастной женщиной, которую неведомо за что покарали небеса, послав ей этого мерзкого оборотня.

Что за вздор, - с большой серьезностью возразил священник, - что за вздор несете вы, любезная фрау Лиза! «Насмехаться», «оборотень», «кара небес»! Я совсем не понимаю вас и знаю только, что вы, должно быть, совсем ослепли, ежели не от всего сердца любите вашего прелестного сына! Поцелуй меня, послушный мальчик! - Пастор ласкал малыша, но Цахес ворчал: «Мне неохота!» - и опять норовил ухватить его за нос.

Вот злая тварь! - вскричала с перепугу фрау Лиза.

Но в тот же миг заговорил сын пастора:

Ах, милый отец, ты столь добр, столь ласков с детьми, что верно, все они тебя сердечно любят!

Послушайте только, - воскликнул пастор, засверкав глазами от радости, - послушайте только, фрау Лиза, этого прелестного, разумного мальчика, вашего милого Цахеса, что так нелюб вам. Я уже замечаю, что вы никогда не будете им довольны, как бы ни был он умен и красив. Вот что, фрау Лиза, отдайте-ка мне вашего многообещающего малыша на попечение и воспитание. При вашей тяжкой бедности он для вас только обуза, а мне будет в радость воспитать его, как своего родного сына!

Фрау Лиза никак не могла прийти в себя от изумления и все восклицала:

Ах, дорогой господин пастор, неужто вы и впрямь не шутите и хотите взять к себе маленького урода, воспитать его и избавить меня от всех горестей, что доставил мне этот оборотень!

Но чем больше расписывала фрау Лиза отвратительное безобразие своего альрауна, тем с большей горячностью уверял ее пастор, что она в безумном своем ослеплении не заслужила столь драгоценного дара, благословения небес, ниспославших ей дивного мальчика, и наконец, распалившись гневом, с крошкой Цахесом на руках вбежал в дом и запер за собой дверь на засов.

Словно окаменев, стояла фрау Лиза перед дверьми пасторского дома и не знала, что ей обо всем этом и думать. «Что же это, господи, - рассуждала она сама с собой, - стряслось с нашим почтенным пастором, с чего это ему так сильно полюбился крошка Цахес и он принимает этого глупого карапуза за красивого и разумного мальчика? Ну, да поможет бог доброму господину, он снял бремя с моих плеч и взвалил его на себя, пусть поглядит, каково-то его нести! Эге, как легка стала корзина, с тех пор как не сидит в ней крошка Цахес, а с ним - и тяжкая забота!»

И тут фрау Лиза, взвалив корзину на спину, весело и беспечально пошла своим путем.

Что же касается канониссы фон Розеншен или, как она еще называла себя, Розенгрюншен, то ты, благосклонный читатель, - когда бы и вздумалось мне еще до поры до времени помолчать, - все же бы догадался, что тут было сокрыто какое-то особое обстоятельство. Ибо то, что добросердечный пастор почел крошку Цахеса красивым и умным и принял, как родного сына, объясняется не чем иным, как таинственным воздействием ее рук, погладивших малыша по голове и расчесавших ему волосы. Однако, любезный читатель, невзирая на твою глубочайшую прозорливость, ты все же можешь впасть в заблуждение или, к великому ущербу для нашего повествования, перескочить через множество страниц, чтобы поскорее разузнать об этой таинственной канониссе; поэтому уж лучше я сам без промедления расскажу тебе все, что знаю сам об этой достойной даме.

Фрейлейн фон Розеншен была высокого роста, наделена благородной, величественной осанкой и несколько горделивой властностью. Ее лицо, хотя его и можно было назвать совершенно прекрасным, особенно когда она, по своему обыкновению, устремляла вперед строгий, неподвижный взор, все же производило какое-то странное, почти зловещее впечатление, что следовало прежде всего приписать необычной странной складке между бровей, относительно чего толком не известно, дозволительно ли канониссам носить на челе нечто подобное; но притом часто в ее взоре, преимущественно в ту пору, когда цветут розы и стоит ясная погода, светилась такая приветливость и благоволенье, что каждый чувствовал себя во власти сладостного, непреодолимого очарования. Когда я в первый и последний раз имел удовольствие видеть эту даму, то она, судя по внешности, была в совершеннейшем расцвете лет и достигла зенита, и я полагал, что на мою долю выпало великое счастье увидеть ее как раз на этой поворотной точке и даже некоторым образом устрашиться ее дивной красоты, которая очень скоро могла исчезнуть. Я был в заблуждении. Деревенские старожилы уверяли, что они знают эту благородную госпожу с тех пор, как помнят себя, и что она никогда не меняла своего облика, не была ни старше, ни моложе, ни дурнее, ни красивее, чем теперь. По-видимому, время не имело над ней власти, и уже одно это могло показаться удивительным. Но тут добавлялись и различные иные обстоятельства, которые всякого, по зрелому размышлению, повергали в такое замешательство, что под конец он совершенно терялся в догадках. Во-первых, весьма явственно обнаруживалось родство фрейлейн Розеншен с цветами, имя коих она носила. Ибо не только во всем свете не было человека, который умел бы, подобно ей, выращивать столь великолепные тысячелепестковые розы, но стоило ей воткнуть в землю какой-нибудь иссохший, колючий прутик, как на нем пышно и в изобилии начинали произрастать эти цветы. К тому же было доподлинно известно, что во время уединенных прогулок в лесу фрейлейн громко беседует с какими-то чудесными голосами, верно исходившими из деревьев, кустов, родников и ручьев. И однажды некий молодой стрелок даже подсмотрел, как она стояла в лесной чаще, а вокруг нее порхали и ласкались к ней редкостные, не виданные в этой стране птицы с пестрыми, сверкающими перьями и, казалось, весело щебеча и распевая, поведывали ей различные забавные истории, отчего она радостно смеялась. Все это привлекло к себе внимание окрестных жителей вскоре же после того, как фрейлейн фон Розеншен поступила в приют для благородных девиц. Ее приняли туда по повелению князя; а посему барон Претекстатус фон Мондшейн, владелец поместья, по соседству с коим находился приют и где он был попечителем, против этого ничего не мог возразить, несмотря на то что его обуревали ужаснейшие сомнения. Напрасны были его усердные поиски фамилии Розенгрюншен в «Книге турниров» Рикснера и в других хрониках. На этом основании он справедливо мог усомниться в правах на поступление в приют девицы, которая не могла представить родословной в тридцать два предка, и наконец, совсем сокрушенный, со слезами на глазах просил ее, заклиная небом, по крайности, называть себя не Розенгрюншен, а Розеншен, ибо в этом имени заключен хоть некоторый смысл и тут можно сыскать хоть какого-нибудь предка. Она согласилась ему в угоду. Быть может, разобиженный Претекстатус так или иначе обнаружил свою досаду на девицу без предков и подал тем повод к злым толкам, которые все больше и больше разносились по деревне. К тем волшебным разговорам в лесу, от коих, впрочем, не было особой беды, прибавились различные подозрительные обстоятельства; молва о них шла из уст в уста и представляла истинное существо фрейлейн в свете весьма двусмысленном. Тетушка Анна, жена старосты, не обинуясь, уверяла, что всякий раз, когда фрейлейн, высунувшись из окошка, крепко чихнет, по всей деревне скисает молоко. Едва это подтвердилось, как стряслось самое ужасное. Михель, учительский сын, лакомился на приютской кухне жареным картофелем и был застигнут фрейлейн, которая, улыбаясь, погрозила ему пальцем. Рот у паренька так и остался разинутым, словно в нем застряла горячая жареная картофелина, и с той поры он принужден был носить широкополую шляпу, а то дождь лил бы бедняге прямо в глотку. Вскоре почти все убедились, что фрейлейн умеет заговаривать огонь и воду, вызывать бурю и град, насылать колтун и тому подобное, и никто не сомневался в россказнях пастуха, будто он в полночь с ужасом и трепетом видел, как фрейлейн носилась по воздуху на помеле, а впереди ее летел преогромный жук, и синее пламя полыхало меж его рогов!

И вот все пришло в волнение, все ополчились на ведьму, а деревенский суд порешил ни много ни мало, как выманить фрейлейн из приюта и бросить в воду, дабы она прошла положенное для ведьмы испытание. Барон Претекстатус не восставал против этого и, улыбаясь, говорил про себя: «Так-то вот и бывает с простыми людьми, без предков, которые не столь древнего и знатного происхождения, как Мондшейн». Фрейлейн, извещенная о грозящей опасности, бежала в княжескую резиденцию, вскоре после чего барон Претекстатус получил от владетельного князя кабинетский указ, посредством коего до сведения барона доводилось, что ведьм не бывает, и повелевалось за дерзостное любопытство зреть, сколь искусны в плавании благородные приютские девицы, деревенских судей заточить в башню, остальным же крестьянам, а также их женам, под страхом чувствительного телесного наказания, объявить, чтобы они не смели думать о фрейлейн Розеншен ничего дурного. Они образумились, устрашились грозящего наказания и впредь стали думать о фрейлейн только хорошее, что возымело благотворнейшие последствия для обеих сторон - как для деревни, так и для фрейлейн Розеншен.

Кабинету князя доподлинно было известно, что девица фон Розеншен не кто иная, как знаменитая, прославленная на весь свет фея Розабельверде. Дело обстояло следующим образом.

Едва ли на всей земле можно сыскать страну прелестнее того маленького княжества, где находилось поместье барона Претекстатуса фон Мондшейн и где обитала фрейлейн фон Розеншен, - одним словом, где случилось все то, о чем я, любезный читатель, как раз собираюсь рассказать тебе более пространно.

Окруженная горными хребтами, эта маленькая страна, с ее зелеными, благоухающими рощами, цветущими лугами, шумливыми потоками и весело журчащими родниками, уподоблялась - а особливо потому, что в ней вовсе не было городов, а лишь приветливые деревеньки да кое-где одинокие замки, - дивному, прекрасному саду, обитатели коего словно прогуливались в нем для собственной утехи, не ведая о тягостном бремени жизни. Всякий знал, что страной этой правит князь Деметрий, однако никто не замечал, что она управляема, и все были этим весьма довольны. Лица, любящие полную свободу во всех своих начинаниях, красивую местность и мягкий климат, не могли бы избрать себе лучшего жительства, чем в этом княжестве, и потому случилось, что, в числе других, там поселились и прекрасные феи доброго племени, которые, как известно, выше всего ставят тепло и свободу. Их присутствию и можно было приписать, что почти в каждой деревне, а особливо в лесах, частенько совершались приятнейшие чудеса и что всякий плененный восторгом и блаженством вполне уверовал во все чудесное и, сам того не ведая, как раз по этой причине был веселым, а следовательно, и хорошим гражданином. Добрые феи, живя по своей воле, расположились совсем как в Джиннистане и охотно даровали бы превосходному Деметрию вечную жизнь. Но это не было в их власти. Деметрий умер, и ему наследовал юный Пафнутий.

Еще при жизни своего царственного родителя Пафнутий был втайне снедаем скорбью, оттого что, по его мнению, страна и народ были оставлены в столь ужасном небрежении. Он решил править и тотчас по вступлении на престол поставил первым министром государства своего камердинера Андреса, который, когда Пафнутий однажды забыл кошелек на постоялом дворе за горами, одолжил ему шесть дукатов и тем выручил из большой беды. «Я хочу править, любезный!» - крикнул ему Пафнутий. Андрес прочел во взоре своего повелителя, что творилось у него на душе, припал к его стопам и со всей торжественностью произнес:

Государь, пробил великий час! Вашим промыслом в сиянии утра встает царство из ночного хаоса! Государь, вас молит верный вассал, тысячи голосов бедного злосчастного народа заключены в его груди и горле! Государь, введите просвещение!

Пафнутий почувствовал немалое потрясение от возвышенных мыслей своего министра. Он поднял его, стремительно прижал к груди и, рыдая, молвил:

Министр Андрес, я обязан тебе шестью дукатами, - более того - моим счастьем, моим государством, о верный, разумный слуга!

Пафнутий вознамерился тотчас распорядиться отпечатать большими буквами и прибить на всех перекрестках эдикт, гласящий, что с сего часа введено просвещение и каждому вменяется впредь с тем сообразовываться.

Преславный государь, - воскликнул меж тем Андрес, - преславный государь, так дело не делается!

А как же оно делается, любезный? - спросил Пафнутий, ухватил министра за петлицу и повлек его в кабинет, замкнув за собою двери.

Видите ли, - начал Андрес, усевшись на маленьком табурете насупротив своего князя, - видите ли, всемилостивый господин, действие вашего княжеского эдикта о просвещении наисквернейшим образом может расстроиться, когда мы не соединим его с некими мерами, кои, хотя и кажутся суровыми, однако ж повелеваемы благоразумием. Прежде чем мы приступим к просвещению, то есть прикажем вырубить леса, сделать реку судоходной, развести картофель, улучшить сельские школы, насадить акации и тополя, научить юношество распевать на два голоса утренние и вечерние молитвы, проложить шоссейные дороги и привить оспу, - прежде надлежит изгнать из государства всех людей опасного образа мыслей, кои глухи к голосу разума и совращают народ на различные дурачества. Преславный князь, вы читали «Тысяча и одну ночь», ибо, я знаю, ваш светлейший, блаженной памяти господин папаша - да ниспошлет ему небо нерушимый сон в могиле! - любил подобные гибельные книги и давал их вам в руки, когда вы еще скакали верхом на палочке и поедали золоченые пряники. Ну вот, из этой совершенно конфузной книги вы, всемилостивейший господин, должно быть, знаете про так называемых фей, однако вы, верно, и не догадываетесь, что некоторые из числа сих опасных особ поселились в вашей собственной любезной стране, здесь, близехонько от вашего дворца, и творят всяческие бесчинства.

Как? Что ты сказал, Андрес? Министр! Феи - здесь, в моей стране! - восклицал князь, побледнев и откинувшись на спинку кресла.

Мы можем быть спокойны, мой милостивый повелитель, - продолжал Андрес, - мы можем быть спокойны, ежели вооружимся разумом против этих врагов просвещения. Да! Врагами просвещения называю я их, ибо только они, злоупотребив добротой вашего блаженной памяти господина папаши, повинны в том, что любезное отечество еще пребывает в совершенной тьме. Они упражняются в опасном ремесле - чудесах - и не страшатся под именем поэзии разносить вредный яд, который делает людей неспособными к службе на благо просвещения. Далее, у них столь несносные, противные полицейскому уставу обыкновения, что уже в силу одного этого они не могут быть терпимы ни в одном просвещенном государстве. Так, например, эти дерзкие твари осмеливаются, буде им это вздумается, совершать прогулки по воздуху, а в упряжке у них голуби, лебеди и даже крылатые кони. Ну вот, милостивейший повелитель, я и спрашиваю, стоит ли труда придумывать и вводить разумные акцизные сборы, когда в государстве существуют лица, которые в состоянии всякому легкомысленному гражданину сбросить в дымовую трубу сколько угодно беспошлинных товаров? А посему, милостивейший повелитель, как только будет провозглашено просвещение, - всех фей гнать! Их дворцы оцепит полиция, у них конфискуют все опасное имущество и, как бродяг, спровадят на родину, в маленькую страну Джиннистан, которая вам, милостивейший повелитель, вероятно, знакома по «Тысяча и одной ночи».

А ходит туда почта, Андрес? - справился князь.

Пока что нет, - отвечал Андрес, - но, может статься, после введения просвещения полезно будет учредить каждодневную почту и в эту страну.

Однако, Андрес, - продолжал князь, - не почтут ли меры, принятые нами против фей, жестокими? Не возропщет ли полоненный ими народ?

И на сей случай, - сказал Андрес, - и на сей случай располагаю я средством. Мы, милостивейший повелитель, не всех фей спровадим в Джиннистан, некоторых оставим в нашей стране, однако ж не только лишим их всякой возможности вредить просвещению, но и употребим все нужные для того средства, чтобы превратить их в полезных граждан просвещенного государства. Не пожелают они вступить в благонадежный брак, - пусть под строгим присмотром упражняются в каком-нибудь полезном ремесле, вяжут чулки для армии, если случится война, или делают что-нибудь другое. Примите во внимание, милостивейший повелитель, что люди, когда среди них будут жить феи, весьма скоро перестанут в них верить, а это ведь лучше всего. И всякий ропот смолкнет сам собой. А что до утвари, принадлежащей феям, то она поступит в княжескую казну; голуби и лебеди как превосходное жаркое пойдут на княжескую кухню; крылатых коней также можно для опыта приручить и сделать полезными тварями, обрезав им крылья и давая им корм в стойлах; а кормление в стойлах мы введем вместе с просвещением.

Пафнутий остался несказанно доволен предложениями своего министра, и уже на другой день было выполнено все, о чем они порешили.

На всех углах красовался эдикт о введении просвещения, и в то же время полиция вламывалась во дворцы фей, накладывала арест на все имущество и уводила их под конвоем.

Только небу ведомо, как случилось, что фея Розабельверде, за несколько часов до того как разразилось просвещение, одна из всех обо всем узнала и успела выпустить на свободу своих лебедей и припрятать свои магические розовые кусты и другие драгоценности. Она также знала, что ее решено было оставить в стране, чему она, хотя и против воли, повиновалась.

Меж тем ни Пафнутий, ни Андрес не могли постичь, почему феи, коих транспортировали в Джиннистан, выражали столь чрезмерную радость и непрестанно уверяли, что они нимало не печалятся обо всем том имуществе, которое они принуждены оставить.

В конце концов, - сказал, прогневавшись, Пафнутий, - в конце концов выходит, что Джиннистан более привлекательная страна, чем мое княжество, и они подымут меня на смех вместе с моим эдиктом и моим просвещением, которое теперь только и должно расцвесть.

Придворный географ вместе с историком должны были представить обстоятельные сообщения об этой стране.

Они оба согласились на том, что Джиннистан - прежалкая страна, без культуры, просвещения, учености, акаций и прививки оспы, и даже, по правде говоря, вовсе не существует. А ведь ни для человека, ни для целой страны не может приключиться ничего худшего, как не существовать вовсе.

Пафнутий почувствовал себя успокоенным.

Когда прекрасная цветущая роща, где стоял покинутый дворец феи Розабельверде, была вырублена и в близлежащей деревне Пафнутий, дабы подать пример, самолично привил всем крестьянским увальням оспу, фея подстерегла князя в лесу, через который он вместе с министром Андресом возвращался в свой замок. Тут она искусными речами, в особенности же некоторыми зловещими кунштюками, которые она утаила от полиции, загнала князя в тупик, так что он, заклиная небом, молил ее довольствоваться местом в единственном, а следовательно, и самом лучшем по всем государстве приюте для благородных девиц, где она, невзирая на эдикт о просвещении, могла хозяйничать и управлять по своему усмотрению.

Фея Розабельверде приняла предложение и, таким образом, попала в приют для благородных девиц, где она, как о том уже было сказано, назвалась фрейлейн фон Розенгрюншен, а потом, по неотступной просьбе барона Претекстатуса фон Мондшейна, фрейлейн фон Розеншен.

«Крошка Цахес» — произведение, которое традиционно относят к эпохе немецкого романтизма. Чаще всего его изучают в вузах, когда очередь доходит до этого культурного периода. Чтобы оперативно подготовиться к семинару или контрольной, прочитайте краткий пересказ книги по главам от команды «Литерагуру».

По дороге идёт измученная крестьянка фрау Лиза и решает отдохнуть. Из её корзины показывается маленький волосатый длинноносый уродец, её сын. Лиза жалуется на тяжёлую жизнь, ругаясь на крошку Цахеса, выползшего на траву. Женщина засыпает. К ней подходит фрейлейн фон Розеншён (или, как она сама себя называет, Розенгрюншён), канонисса института благородных девиц, и замечает карлика. Ей жалко крестьянку, и она берет уродца на руки, причесывая его волосы. Дама говорит, что теперь у него будет прекрасное будущее, и уходит.

Крестьянка, проснувшись, удивляется дивной причёске сына и отправляется в путь. Крошку Цахеса забирает пастор, который принял карлика за умного мальчика (при этом его сын, славный ребёнок, стоял рядом, и каждое его слово заставляло пастора восторгаться Цахесом). Фрау Лиза с радостью расстаётся с сыном, не понимая реакции этого человека.

Ту загадочную даму барон Протекстатус фон Мондшейн объявил ведьмой за то, что она разговаривала с цветами и творила чудеса, например, волшебством наказывая провинившихся людей. После жалоб князю она добилась хорошего отношения к себе. На самом деле, это фея Розабельверде. Когда-то давно при князе Деметрии эту страну населяли феи, всюду происходило волшебство. Но позже князь Пафнутий ввёл в стране Просвещение и изгнал всех фей в Джиннистан. Но он узнал, что такой страны не существует, и сделал вывод, что его страна лучше Джиннистана. Розабельверде удалось остаться и уговорить перевести её в институт благородных девиц.

Глава вторая

Учёный Птолемей Филадельфус в письме к другу Руфину сообщает о странном веселящемся народе, разгуливающем по ночам и нахально смеющемся над ним. Это студенты в деревне Хох-Якобсхейм у города Керепес. Студент Бальтазар бродит по лесу после лекции профессора естественных наук Моша Терпина. Его друг Фабиан зовёт Бальтазара на фехтование, но тому хорошо на природе. Он не выносит профессора за то, что тот считает себя выше природы и ставит над ней эксперименты. Фабиан замечает, что Бальтазар не пропускает ни одной лекции, потому что влюблен в дочь Терпина, Кандиду.

Мимо студентов проезжает на коне едва заметный карлик и падает на землю. Бальтазар помогает бедняге встать, а Фабиан смеётся над неуклюжестью Цахеса. Карлик объявляет, что оскорблен, и уезжает в город. После ухода Фабиана к Бальтазару приходит профессор с дочкой и приглашает его как лучшего студента на дружеский вечер.

Глава третья

Фабиан узнаёт от горожан, что никакой карлик в городе не появлялся, зато все видели, как приехали два всадника: один статный, другой чуть поменьше. Также он сообщает другу, что Кандида не подходит ему из-за своего веселого характера. Бальтазар всю ночь не спит, и, когда приезжает к Терпину, видит там карлика, теперь его зовут Циннобер. Профессор хвалит его за успехи.

Когда уродец падает на пол, Бальтазар хочет помочь ему и задевает голову. Раздаётся пронзительный кошачий визг, и все собравшиеся упрекают Бальтазара за такую глупую шутку: все думают, что визжал именно он. Наконец, Бальтазар выступает со стихотворением о любви соловья к розе, после чего все начинают хвалить талант Циннобера, и студент в ужасе видит, как Кандида целует носатого уродца. Бальтазар в ужасе убегает прочь, думая, что сошел с ума.

Глава четвертая

В лесу Бальтазар потихоньку успокаивается, но вдруг он видит скрипача Сбьокка, своего учителя. Музыкант убегает из города: на концерте все рукоплескали карлику, а скрипача посчитали за сумасшедшего, когда он начал привлекать к себе внимание. С целью застрелиться бежит в лес референдарий Пульхер, но Бальтазар его останавливает. На собеседовании в Министерстве Иностранных Дел вместо Пульхера взяли мяукающего карлика, хотя референдарий отвечал на все вопросы.

Вдруг герои слышат волшебные звуки: через лес проезжает карета в форме раковины, в которой сидит человек в китайской одежде, его сопровождает гигантский жук, на месте кучера сидит фазан, а саму карету везут единороги. Из набалдашника трости старика вылетает луч, ударивший Бальтазара в сердце, после чего загадочный странник более приветливо смотрит на молодых людей. Бальтазар понимает, что только этот человек сможет их спасти.

Глава пятая

Министр иностранных дел — потомок того Протекстатуса с таким же именем. Князь Барсануф у него в гостях замечает карлика и остаётся доволен «его» работами (студента, который их присылал, князь ругает за чавканье и пятно на панталонах, которое посадил Циннобер). Удачливый уродец становится тайным советником.

Фабиан говорит Бальтазару, что тот лесной маг — лекарь Проспер Альпанус, с помощью обычных фокусов притворяющийся волшебником. В его доме студентов встречают гигантские лягушки и привратник-страус. Проспер тщетно пытается узнать, кто такой Циннобер: альраун или гном. В зеркале Бальтазар видит карлика и Кандиду, бросается на него, но все исчезает. Циннобер — обычный человек. Фабиан обвиняет лекаря в шарлатанстве, после чего по дороге домой у него исчезают рукава, и тянется длинный шлейф. Бальтазар в розыске за нападение на тайного советника.

Глава шестая

Пульхер и Адриан шпионят за карликом и следят за тем, как в саду его причёсывает фея. Они замечают светящуюся полоску на голове. От страха, что его увидели, Циннобер заболевает. Когда доктор дотрагивается до полоски на голове, карлик приходит в ярость. Князь даёт карлику место министра после того, как Протекстатус выступил с докладом. Циннобер получает орден зелено-пятнистого тигра, и портной предлагает закрепить его пуговицами, чтобы награда держалась на уродливом теле.

К Просперу Альпанусу тем временем приходит дама в черном, и с помощью своей трости маг узнает в ней фею. Розабельверде просит лекаря навестить институт благородных девиц. В руках феи и волшебника предметы приобретают магические свойства. Фея начинает превращаться в разных существ, но Проспер Альпанус все время превосходит ее в волшебстве. Гостья разбивает свой золотой гребень. Она разоблачена, и попадает во власть хозяина дома. Она приобрела могущество благодаря Просперу. Гороскоп Бальтазара говорит о том, что Цахес не достоин таких почестей. Фея соглашается отступить.

Глава седьмая

Пульхер пишет прячущемуся Бальтазару, что Мош Терпин пользуется близостью ко двору, ведь Кандида — невеста карлика. Правда, есть и хорошие новости: в зоопарке Циннобера все приняли за редкую обезьяну, не обращая внимания на клетку, и, похоже, его давно перестали причёсывать.

На гигантской стрекозе к студенту прилетает Проспер Альпанус и сообщает, что Бальтазар должен вырвать три красных волоска на голове карлика и сразу сжечь их. Проспер должен лететь в Индию к проснувшейся индийской принцессе Бальзамине, за которую он поссорился 2000 лет назад с другом Лотосом. Волшебный лекарь оставляет Бальтазару имение, в котором брачная жизнь станет раем на земле. Также он передает табакерку с фраком для Фабиана, которого из-за околдованной одежды все в городе посчитали еретиком.

Глава восьмая

После посещения Фабиана Бальтазар врывается в дом, где уже проходит помолвка карлика, и вырывает у него три волоска.

Опозоренный Циннобер, в котором все узнают уродливого карлика, убегает. Кандида приходит в себя и признается в любви к Бальтазару, а близкий к безумию Мош Терпин благословляет их. Никто не понимает, куда же делся министр.

Глава девятая

Ночью камердинер видит, как министр в темноте прошмыгнул к себе. Утром фрау Лиза, замечая в окно своего сына, кричит о том, что она мать министра. Но толпа смеётся, и приближённые Циннобера видят в окне уродца Цахеса.

Когда они к нему врываются, то видят, что он умер от того, что застрял в кувшине, пытаясь спрятаться. С ним фея, она сожалеет о своей ошибке. Карлика Проспер разрешил сделать привлекательным перед самой смертью, так что его снова признают министром и хоронят со всеми почестями. Лиза становится главной поставщицей лука во дворец.

Глава последняя

Автор просит читателя о снисхождении к своему произведению. Что же касается Бальтазара и Кандиды, они сыграли свадьбу, которая довела Моша Терпина до окончательного непонимания происходящего, и он закрылся в винном погребе.

Проспер улетел в Индию, оставив влюбленных наслаждаться браком в волшебном имении.